Больше всего боюсь что это всего лишь сон и я вот-вот проснусь.
— Скажи, Лёш, а когда ты Светку свою ебал, ты думал обо мне?
— Не всегда. Вот когда у меня была Тамара... помнишь Тамару?
— И Тамару, и Ольгу...
Женщинам нравится видеть своих внуков или братьев в роли удачливых ловчих, в особенности если их собственная женская жизнь прошла без тени романтики. Это как бы реванш за свою неосознанную неудачливость.
— Знаешь, я ведь...
— Знаю. Но я уже люблю тебя.
Нет, не лгали большие зелёные глаза. Не лгали губы. Взволнована, как девчонка. Взглянула — и снова лицо зарделось.
— Откуда ты это можешь знать?
— Ты просто боишься, что я сказала правду. И вместе с тем боишься, что это неправда, — верно?
Алексей кивнул, втайне радуясь, что она его разгадала.
— С Федькой, соседом нашим по даче, ты ведь... ебалась? Да?
— Ебалась. Я так скажу, Лёшенька: в бабий час он подоспел. Поэтому к пизде и подпустила. Не вольна я была тогда в этом деле.
— А с Николаем Дмитриевичем?
— Нет.
— ?
— Да нет же, нет... На Милку он запал. А у Милки тогда Вовчик был. Ебал её сутки напролёт. Не до Коленьки было.
— У Милы пизда... вкусная?
— Очень.
Вспомнила, ох, вспомнила, как они с Милой в театре. Прямо перед спектаклем. В туалете. Что называется, заскочили на минутку. Куда там, минутку! Будто молния вспыхнула, прилипли друг к другу, не оторвать. Уж и спектакль начался, а они целуются как сумасшедшие.
— Она ссала на тебя?
— Нет.
— А ты на неё?
— Тоже нет.
— Поссы на меня.
— Ложись.
Альбина присела над ним.
— Подожди, не ссы. Дай пизду разглядеть как следует.
Она шире развела в сторону свои полные колени. Алексей нежно ощупывал ляжки, промежность, толстые, мясистые, манящие, величественные как триумфальная арка, половые губы, упиваясь их резким, возбуждающим запахом. Под рукой стало влажно, сомкнутые большие губы раздвинулись, и весь его кулак ушёл в горячую глубину. Другой рукой коснулся живота, что свисал огромной складкой и расплылся на её бёдрах. Потом спустился ниже, к лобку, помял его, и резко всадил палец в её анус. На Алексея толстой струёй хлынул поток тёплой мочи, который быстро наполнил открытый рот. Моча затекала в нос, в уши, бурным потоком устремляясь с подбородка на его тело. Он жадно пил её, высасывал эту струю, ему казалось, что он мог бы выпить так несколько литров и что отныне он всегда будет с таким же наслаждением утолять жажду. До чего же вкусна её моча! Жёлтый ручей продолжал течь по её полным ногам. Казалось, в этой волшебной жидкости пряталась колдовская сила! Алексей поглаживал ляжки в тугих чулках жаркой рукой. Несказанная страсть встряхнула дрожью всё тело. Альбина крикнула коротко, но сильно. Глаза — будто хмелем затуманены. Лицо зарумянившееся, пылающее, грешное. Алексей привстал, заглянул в зелёные, истомной дымкой затянутые глаза, схватил за плечи, прижал плотно к себе и в долгом неотрывном поцелуе приник к мягким, влажным губам. Их тела были мокрыми от пота и мочи. Оторвались друг от друга, обессиленные, точно потерпевшие кораблекрушение.
— Я возьму на память твои трусы.
— А я твои.
— Я буду целовать их, нюхать... и дрочить...
— И я...
Они не могли избавиться от мысли, что эта ночь перевернёт всю их жизнь. Им доставляло смутное удовольствие задаваться неразрешимыми вопросами, вспоминать всё, что произошло между ними, и с волнением ждать будущего.
— Что ты собираешься делать?
— Может быть, буду возле тебя, пока ты меня любишь. Ведь любишь? А там — увидим.
Она права, она совершенно права: они должны быть вместе. И к чему цепляться за какую-то свободу и одиночество? Да ну их ко всем чертям — и свободу, и одиночество: ведь именно эти две безрадостные
