По-окончании четвертого курса отправили нас, студентов — недоделанных офицеров — на 45-дневные военные сборы. Буквально через неделю свалился я с температурой. Врач, молодой офицер, два дня пытался привести меня в боевое состояние одноразовыми инъекциями. Потом понял, что это не ангина и отправили меня в медсанбат, где определили бронхит или еще какую-то холеру. Главное — госпитализировали и начали лечить. Лечение в медсанбате было одно от всех болезней: пенициллин. В промежутке между уколами солдаты занимались хозработами в том же медсанбате. Тем и лечились.
Поскольку военнослужащим срочной службы я не был, но и офицером тоже, никто из солдат не знал, как ко мне относиться. Само собой получилось, что в табели о рангах я не попал и потому никому не подчинялся, формально подчинялся я указаниям сержанта, «деда», которого звали Андрей. Ему командование поручало расставить людей на хозработы. Меня это вполне устраивало, и я старался ему не хамить, признавая его руководство, но поддерживая равные отношения во всем остальном.
Андрей служил уже больше полутора лет. Невысокий, худощавый, жилистый и подвижный, не очень умный, но и не глуп. Особый шарм ему придавала его улыбка во весь рот. Его даже можно было назвать симпатичным. Судя по всему гормоны у него просто рвались наружу: все разговоры с его участием так или иначе переходили на еблю, после чего он начинал отпускать двусмысленные намеки и лез обниматься к кому-нибудь со словами: «Пойдем со мной, дорогая».
Несколько раз он лез и ко мне. Я, шутя, подхватывал его идею и обнимал его. Он тут же ретировался. Как-то раз он полез ко мне, когда я лежал в кровати, навалился сверху и стал в той же дикой шутливой манере лапать меня. Когда же он отстранился, то от удивления зацокал языком: мой вздыбленный член выскочил через прорезь в солдатских кальсонах и торчал у всех на глазах. Я быстро его спрятал обратно и пробормотал в смущении что-то вроде: «Реакция хоть и ненормальная, но естественная». Никто ничего не понял, но согласились.
Примерно через неделю работали мы в каком-то сарае, который примыкал к свинарнику. Сарай этот состоял как бы из двух половинок: в одной был всякий хлам, который мы перебирали, в другой — навалено сено. Мы с Андреем после завтрака пошли туда первыми, остальные еще сидели за столами. Он открыл сарай и завалился на сеновал, предполагая поваляться, пока не придут остальные. Я сначала присел на ящик в первой половине, но через минуту пришел к нему и завалился рядом. Укладываясь рядом, я, копируя его манеру, обнял его со словами: «Здравствуй, дорогой». Андрей, смеясь, обнял меня. Я тут же залез рукой к нему под майку и нащупал мускулистый живот. Он, видимо, чего-то не понял или испугался и стал, смеясь, отталкиваться. Я продолжал лезть к нему и ощутил через его пижамные штаны сильнейший стояк. Действуя скорее по инерции, чем разумно, я сунул руку ему в штаны и схватил его за яйца и корень члена. Тут Андрей замер, секунду пристально смотрел мне в глаза, потом приник к моим губам и просунул язык внутрь. Он целовал и хватал меня за ягодицы. Потом резко приспустил мне штаны и кальсоны и стал лапать меня за задницу и спину. В этот момент послышались голоса, и открылась дверь в первую половину сарая. Мы были вынуждены все прекратить. Я натянул штаны, и мы сделали вид, что просто валялись на сеновале.
Вечером после ужина мы сидели в палате и болтали. Андрей все время посматривал на меня и, периодически выходя в туалет, бросал взгляды, как бы приглашая выйти с ним. Я не мог, потому что каждый раз кто-то выходил следом за ним. Наконец, я вышел вслед за ним. В туалете мы оказались одни. Он без разговоров бросился ко мне и снова стал целовать и хватать за задницу. Я задрал ему майку и обхватил за голый торс. Правая рука вновь нырнула в штаны и нащупала там вздыбленное орудие. В коридоре послышались голоса. Мы разбежались по
