Он лапал мою жену у всех на глазах! Лапал грубо и бесцеремонно, как тискают пьяных шлюх в разгулявшемся кабаке, его жадные руки шарили по ее изящному телу, с видимым удовольствием задерживаясь на соблазнительных местах. Я, оторопев, как под наркозом, собственными глазами видел, как попку моей супруги сжимали грубые пальцы, как его колено, втиснувшись между ее ног, приподнимали до трусиков подол ее короткого платья, как он взасос целовал ее шею, а она: она: она не делала ничего, чтобы помешать ему, она не отталкивала его руками, не вырывалась из его объятий, не залепила ему пощечину и не закричала «отвяжись»! Ее руки безвольно покоились у него на плечах, она, как сомнамбула, безропотно подчинялась его похоти, она не обращала ни малейшего внимания ни на свой задранный подол, ни на выскакивающие из лифчика груди, которые торчащими сосками терлись об его галстук, ни на его слюнявые губы на своей шее, а вот они уже ласкают плечи — бретельки ее открытого платья почти свалились, обнажив бархатную загорелую кожу.
Танцующие пары расступились, образовав круг вокруг них, никто не произнес ни слова, в медленном слащавом темпе бесконечной песни Мадонны было видно только одно движущееся пятно — этот безумный танец слившейся в возбуждении пары, в котором главной актрисой была моя собственная жена! Я, по-прежнему оцепеневший, как зачарованный, не мог оторвать от них взгляда, от его жадных рук, которые в порыве страсти задрали подол ее платья до пояса и тащили, тащили, я сам это видел, резинку ее трусов вниз, колено между ее ног мешало ему, он резко выдернул его, на нем расплывалось большой круглое пятно, ее трусики, наконец, свалились, и все: все: все увидели то, чем я всегда в тайне гордился, чем частенько с удовольствием позволял себе любоваться и во что не раз с наслаждением погружал дрожащие от возбуждения пальцы — большую, пухлую, розовую пизду мой женушки! Он, то ли нечаянно, то ли намерено, потянул ее на себя, ее туфли зацепились каблуками на спущенные трусики, она, чтобы не упасть, нагнулась, и: о боже!: я ясно увидел огромную каплю любовного сока, выкатившуюся из освободившихся половых губ и медленно покатившуюся вниз по ее ногам. Я чувствовал любопытствующие взгляды присутствующих, они немо вопрошали — что же я теперь буду делать? А что я мог сделать? Что мог сделать теперь, видя, что моя благоверная не против, что она хочет, что она очень хочет, и хочет именно этого! Я пытался и не мог поймать ее взгяд, даже когда она поневоле поворачивала в этом сумасшедшем танце в мою сторону свое лицо, я видел только полуопущенные ресницы и под ними абсолютно пьяные глаза, со счастливым блеском, полные сладкого тумана, что уж говорить теперь, когда она стояла ко мне задом, выставив на всеобщее обозрение свои сочащиеся и вожделеющие прелести!
Первой очнулась ее подруга — разведенка. Она подлетела к мой супруге и стала с силой дергать ее от него, крича, что она себе позволяет, что она окосела, свихнулась, опилась, что она не позволит ей такого позора. Жена лениво, как от мухи, отмахивалась от нее, даже не пытаясь вырваться из его объятий или хотя бы прикрыться. Очевидно, непрошеная опекунша мешала ему, и он резко оттолкнул ее, да так, что та полетела на пол, и он запросто, одним движением, скинув через голову всю оставшеюся одежду жены, мягко и игриво прижал ее крепко к себе. Этот поступок разрядил обстановку всеобщего недоумения, из угла раздался женский смех — не так уж часто приходится такое видеть — элегантный мужчина в строгом костюме и галстуке держит в объятиях абсолютно голую чужую жену, к тому же истекающую соком в присутствии собственного мужа. Я, наконец очнулся и готов уже было ринуться на обидчика с кулаками, но неожиданно он отстранил жену, ласково взял ее за талию и: повел ее ко мне. Галантно усадив ее на стул рядом со мной, он уселся напротив и, внимательно посмотрев мне в
