почувствовать жар плоти.
«Он никогда не сделает со мной этого, — думала Анна. — Я скорее сойду с ума. Я не понимаю, почему он так поступает со мной».
Он умел находить на её теле сразу несколько чувственных точек, и ласкал их со знаниями дотошного врача. Ощущая одновременно во рту его язык, одну руку на соске, другую внизу спины и чуть ниже — его член, Анна уже не могла сдерживаться. Она стонала, умоляла, иногда даже со слезами, разрешить чем-нибудь эту пытку, но Леон как будто не слышал.
Это продолжалось почти час. Он целовал её губы и шею, царапал зубами соски, выкручивал их руками всё сильнее, но как будто не ради своего удовольствия, а ради какого-то художественного эксперимента... На простыни между их ног растекалось огромное пятно: её девственная дырочка истекала нещадно. Близость огромного члена Леона обещала Анне несбыточное удовольствие быть насаженной, растерзанной, окровавленной, любой ценой заполненной. Ей казалось, что она вся только и есть — эта ноющая пустота, влажная, зовущая, трепещущая. Член тёр ей между ягодиц. Она пыталась захватить его, вырваться и самой впустить его между мокрых губок, но Леон был силён, и ей никогда не удавалось приблизиться к желаемому. На этот раз ей даже в голову пришла дикая мысль поймать его член не губками, а другой, ещё меньшей дырочкой между ягодиц. Но сколь страшно было сопоставить размеры Леона с крохотной звёздочкой в попке Анны, столь страстно ей хотелось хоть как-нибудь разрешить этот кошмар в свою пользу.
Всё было бесполезно. В слезах, с искусанными губами и красными от боли сосками, Анна из последних сил дёрнула бёдрами, пытаясь насадиться на член. И то ли Леон не ожидал от неё такой силы после двух часов истязаний, то ли наконец судьба решила наградить её жалкой подачкой — но член Леона хоть и не вошёл внутрь, но резко надавил сначала прямо между губок, приняв на себя брызнувшей горячей влаги, а потом всей длиной медленно проскользнул по маленькому бугорку наверху, и Анна закричала, впиваясь в Леона пальцами рук, и чувствуя, как впервые по её животу, бешено пульсирующему от оргазма, растекается горячая жидкость.
Она мельком увидела, что глаза Леона были закрыты, и пальцы побелели от напряжения, с которым он сжал её тело. Анна впилась в него поцелуем, и только когда жидкость прекратила выбиваться из члена, Леон отстранился от неё и сел в ногах. Теми же движениями, что и вначале, он начал растирать сперму по телу: сначала разделил её, проведя пальцами поперёк, а затем начал втирать в бёдра, прямо около пульсирующей дырочки. Анне начало казаться, что оргазм не прекращается. Всё также продолжали вырываться невольные стоны, и неровно билось сердце, а между губок, прямо около пальцев Леона, выбивалась толчками её густая влага. Он массировал её промежность, смешивал их соки и втирал в неё, всё так же не касаясь её девственности. Когда его руки были полностью мокрыми, он поднял голову и посмотрел Анне в глаза, приостановив свои ласки, что было абсолютно не похоже на его поведение (обычно он заканчивал ласки на плечах). Она была так взволнована, что села на кровати, как бы тоже решив нарушить неписанные правила, надеясь на что-то большее. Тогда Леон поднёс ей пальцы к губам, и Анна, зачарованно смотря ему в глаза, начала облизывать его руки, ощущая незнакомый вкус спермы и знакомый запах своих соков.
Когда его пальцы были чисты, он поцеловал её в плечо и начал приводить всё в порядок. Помог одеться, аккуратно зашнуровал корсет, застегнул платье. Надел на ноги туфельки. В молчании выпили они по большой кружке ледяной воды, сидя за столом в доме. Потом Анна вышла и сама не заметила, как добралась до окраины леса, и тряхнула головой, постепенно освобождаясь от зачарованности. Не своим голосом прокричала она: «Хэй!" — и по условному знаку через несколько минут подъехала жена егеря, ведя рядом осёдланную лошадь для Анны.
В своих покоях
