стал. Но погладить ее бархатную кожу, приласкать соски, поцеловать нежную шейку под подбородком я был просто обязан. Скажу прямо — отсутствие встречных движений сильно ломало кайф, но необычность ситуации добавляла изрядную дозу адреналина в кровь и во все части моего тела, этой кровью поддерживаемые. А потом, не удержавшись на некоторых угрызениях совести, я таки взял, да и полизал вожделенную киску, которая так доступно манила меня.
Самым интересным оказалось то, что дырочка Марины вдруг снова увлажнилась и заблестела, маня своим ароматом и глубиной. Это был знак свыше. Я отбросил последние сомнения и приступил к делу со всей страстью, бушевавшей в моем члене. Люблю я это дело — полизать и пососать женские прелести. Губки ее были чудо как хороши. Нежные и вкусные, они скользили по языку и растягивались до поразительных размеров. Бутончик распустился, а потом клитор наглым образом нарисовался в складках кожи и зажил своей жизнью, подбадривая меня.
Не знаю, что снилось Марине под этим наркозом, но щёки ее зарумянились, а дыхание стало неровным, пальцы на руках беспокойно забегали. В какой то момент (минут этак через пятнадцать) она вдруг покрылась гусиной кожей, задрожала и кончила. Это было восхитительно. Меня так и подмывало трахнуть эту бездыханную мадмуазель, но я не стал. И сам кончил так, что ни капли не попало на ее прекрасную кожу.
А потом пришла сестра, мы перевезли девушку в ее палату и я ушел.
Интересно, что Марина вспомнила потом, когда проснулась. Как правило, люди ничего хорошего после наркоза не чувствуют, но может быть в этот раз все было по другому?
