милый, Володя, не надо... — шептала Лена, но уже сама прекрасно понимала, что не может устоять против того, что с ней делает этот парень.
А он делал со вкусом. Быстро стянув трусики на пол кабинки, он сначала легко целовал Ленин лобок с короткой порослью, затем всё сильнее, сильнее, затем стал лизать клитор, теребя его языком и губами, облизывая так, что его подруга начала выгибаться от наслаждения. Обнаружив чудесный нектар между её губок, он тихо прошептал...
— О да, я знал, киса, что ты не будешь против.
Его язык то появлялся, то скрывался в ещё щелке, пальцами он ласкал клитор, всё быстрее и быстрее, наращивая темп, он почувствовал предельное напряжение Лены, и убавил скорость. Но нужно было торопиться, и Володя возобновил гонку страсти... он буквально приник к Лениной розочке, целовал, лизал, и продолжал до тех пор, пока девушка не запрокинула лицо в солнце и издала долгий, протяжный, невероятно нежный, но со страстной уже хрипотцой крик... В этот самый кульминационный момент, происходивший на самом верху колеса, на вершине мира, на пике наслаждения, высотный ветер сдул кружевное сокровище с площадки в неизвестном направлении. Володя прижал к себе плохо понимающую происходящее Лену, помог ей успокоиться, привел её в порядок.
Всю дорогу до дома Лена не вымолвила ни слова. Но только на месте прощальных поцелуев, у двери, она буквально вцепилась в Володю, как дикая изголодавшаяся пантера, страстно и долго целовала, а затем прошептала...
— Родители на даче.
И то обстоятельство, что кружевные трусики исчезли, очень помогло так необычно начатому в воздушной поездке делу...
