прохладными гладкими складками. Зеркала, покрывавшие украшенные громоздкими гобеленами стены ее кельи, отражали ее божественное тело во всей его ослепительной красоте. Най казалось, что она стоит в луже крови, вся отдаваясь ритму ее животворящих волн.
Здесь, на виду у сотен зеркал, Най чувствовала себя богиней, парящей в поднебесье. Она редко снимала с себя всю одежду, потому что ее нагота неудержимо пьянила ее, и, случалось, она лишалась чувств в безумном порыве страсти. В наследство от матери, эльфийской красавицы Миркелиан, ей досталась великолепная фигура: длинные стройные ноги с тонкими, как у всех женщин сумеречного народа, почти девичьими щиколотками, и крутые бедра, ни разу не знавшие родов, переходили в гибкую талию, похожую на тонкий, устремленный ввысь ствол молодой пальмы. Полная, но не отяжелевшая грудь с большими золотисто-коричневыми сосками гордо выдавалась вперед, а ровным грациозным плечам и царственной шее могла позавидовать любая смертная. Блестящие черные волосы, доходившие ей почти до ягодиц, она собрала в высокую замысловатую прическу, украшенную золотыми иглами, лилиями и орхидеями, тонкий, пьянящий аромат которых заменял ей благовония. Единственным своим недостатком Най считала слишком смуглую кожу. Однако за тысячу лет она успела привыкнуть к этому, тем более что, как и в юности, ее тело было нежным и безупречно гладким, подобно атласной ткани, лежавшей у ее ног.
Сестра Ундина вошла без стука, но Най даже не пошевелилась, заслышав ее тихие шаги, ведь между ними не было тайн. И хотя на Ундине было роскошное темно-синее платье, она не стеснялась своего обнаженного тела. Напротив, ее возбуждало то нескрываемое восхищение и желание, которые она прочитала в глазах подруги. Однако они обе знали, что сегодня им не быть вместе.
Ундина молча подошла к Най, подняла ее плащ и накинула ей на плечи, с нежностью касаясь ее разгоряченного тела. Руки сестры легли ей на локти, и, заглянув ей в глаза, Най снова заметила в них какую-то странную грусть с оттенком сострадания, будто между ними произошло что-то, о чем она еще не знала.
— Огню в нашей крови нужна новая жертва, — прошептала Ундина формулу извечного таинства. — Орден ждет своего овна, который своей чистотой и невинностью искупит нашу жажду...
— ... Жажду огня, питающего наше бессмертие, — продолжила Най ритуальную фразу.
Ундина взяла ее за руку, и они вдвоем направились к алтарю, возвышавшемуся в середине огромного Центрального Зала, представлявшего собой просторный купол, освещенный тысячами факелов. Сестры преклонили колена перед массивным золотым ложем с четырьмя высокими колоннами по углам, которые покрывал замысловатый барельеф, изображающий древних богов и богинь, сплетающихся в диковинных совокупленьях. Здесь были и звероголовые повелители Египта Озирис и Изида, и Молох, пожиравший младенцев в объятиях Иштар, и жестокий, как солнце, змей Кецалькоатль, оплодотворяющий Землю, и Марс, прелюбодействовавший с Венерой, и даже сам Кама, который вместе с владычицей Кали насильно овладевал чистой, как утро, Сарасвати.
«Воистину, как только не звали меня люди! — размышляла Най, расставляя на алтаре свечи так, чтобы они образовали Солнечный Пантакль, призванный сообщить этому месту божественную энергию. — Они знали меня как Маху и Морриган, единую в трех лицах, они видели во мне порочную Лилит и кроткую Еву, кровавую опустошительницу Нурну и отирающую слезы Наламиру. Как они все-таки глупы! Даже Мастер, испугавшись своего Дирижера, превратил меня в паучиху. Даже Старец-С-Вершины-Рассветной-Зари не додумался, что устроительница Лакшми — другое имя разрушительницы Тандавы, что Лада — такая же ненасытная горянка, как и все, достойные Ордена».
Най снова захотелось громко расхохотаться, но на этот раз она сдержала этот порыв. Предусмотрительно расстелив на
