встанет... В тот день мы последними пришли в раздевалку, народ уже расходился. Он быстро разделся и направился в душ, позвал меня. Я отнекивался, мол, даже полотенца не взял, уж как-нибудь дома. «Черт, даже спину потереть некому, — сказал он жалобно, а потом как-то живо, словно вдруг нашелся, добавил, — а полотенце у меня огромное, махровое, на двоих хватит».
Юрка шевельнулся во сне и закинул на меня ногу. Ноги у него мускулистые, загорелые и безволосые, как у того мальчика. Только плечи много шире, а при узких бедрах торс его мне казался идеальным, хотя спортом он не занимался и физкультуру в институте игнорировал, как все. Однокурсницам он нравился, хотя никогда не выказывал предпочтений. Интересно, он уже трахается? До «картошки» мы близко никогда и не общались, он из другой группы. За год учебы болтали в курилке пару раз о лекциях, преподавателях, ни о чем. Здесь нас поселили вместе случайно. Подошла к сельсовету, куда нас привез автобус из города и где распределяли по хатам, баба Гануля и просто заявила:
— А я вось гэтых двох хлапчукоу прыгожых узяла б.
— А чаму дзяучат не возьмеш? — со смехом спросил бригадир.
— Дык летась былi ужо, хопiць. Увесь час да iх хлопцы заляцалiся, дык дзьвярыма да ночы стукалi, — она хитровато улыбнулась. — Хлопцы спакайнейшыя. А дзевак ты, Мiкола, да сябе бяры. Няхай мае хлопцы да тваiх у госьцi ходзяць.
Так и попали мы с Юркой в ганулину хату. Бабка для нас приготовила «залу», а сама жила в спальне.
— Фiранкi карункавыя, — показала бабка сразу на белые занавески, — хаця рукi аб iх не выцiрайце.
— Добра, бабуля, — мягко сказал Юра, радостно переводя взгляд на телевизор, — I тэлебачаньне у вас працуе?
— А як жа ж! Усе як у горадзе. — Гануля самодовольно улыбнулась щербатым ртом. — Глядзiце, хлопцы, толькi не спалiце. I з цыгарэтамi на двор цi у сенцы. А так усе тут для вас, кепска ня будзе!
Юрка косо поглядел на скромный диванчик:
— А спать где же?
— А зараз разварушым ложак, — и она ловко распахнула диван-кровать, потом постелила чистое белье и дала одно, хоть и большое, ватное одеяло.
— Подушки хоть две, — обернувшись ко мне, растерянно шепнул Юрка.
О, наивная деревня белорусская! Положить под одно одеяло двух парней о восемнадцати годков! В порядке вещей. Ну не было у нее лишних одеял.
— Рукамойнiк пад яблыняй, а у лазьню у нядзелю ужо пойдзеце, бачылi, каля клубу? — выпалила Гануля, подмигнула и выскочила с ведром, наверно, корову доить.
Я помедлил еще минуту и, осторожно ступая по скользкому кафелю, подошел к душевой кабине. Он стоял спиной, смывая намыленную голову. Я не знал, что делать. Стал откручивать краны в соседней кабине, меня обдало ледяной водой, я отскочил, и тут он позвал:
— Ну, иди сюда, ты там долго провозишься с этими кранами. Он схватил меня за руку и вовлек под густую струю.
— Дай руку, — и он выдавил на мою ладонь шампунь из тюбика.
Я вышел из-под душа и, отвернувшись, стал намыливать голову. Вдруг он подошел сбоку и запустил пальцы в мои волосы.
— Мы так потеем на матах, что мыться надо сразу.
При этом он отстранил мои руки от священного процесса омовения головы и начал приятно массировать. Я закрыл глаза и оперся о ребро перегородки. Потом я почувствовал его пальцы у себя в ушах. Ничего не видящий и не слышащий, я ощущал мир только через его дыхание и прикосновения, мягкие и уверенные. Вскоре я почувствовал руку на шее, она влекла меня под душ, где приятные теплые струи, переплетаясь с его горячими руками, смывали пену. Затем я получил намыленную губку и улыбку влажных глаз.
— А теперь поработай ты, — сказал он, поворачиваясь спиной, и уперся в стенку обеими руками.
Юрка перевернулся на живот, и лицо его уперлось в мое плечо. По комнате летают две деревенские мухи, исполняя брачный