дверь и побежал выключать пылесос. Все мамины подруги — теперь мои подруги. А Шарлин мне нравится больше всех. Она на несколько лет старше мамы, любит выпить, неразборчива в мужчинах и ругается как сапожник, но даже, когда я был Карлом, то неровно дышал к ней. Я даже фантазировал о нас двоих, но хотя она и подкалывала меня, вряд ли такое бы произошло на само деле.
— Шар?
— Я здесь, — отозвалась она из гостиной.
Я сел рядом с ней на кушетку и взял с журнального столика чашку кофе. Ее приход резко улучшил мне настроение
— Итак, Шар, какими судьбами ко мне? — поинтересовался я.
Он молчала с минуту, словно была не уверенна в ответе, потом решилась.
— Давай поговорим на чистоту, — Шар отхлебнула кофе и спросила. — Как у тебя дела? Я имею в виду на самом деле.
Черт, этим вопросом она заставила меня вспомнить о кошмаре, длящемся уже два месяца. Почему бы нам просто не поболтать о том, о сем.
— А почему вдруг ты спрашиваешь? — холодно поинтересовался.
— Брось, Деб. Ты отлично, мать твою, знаешь, почему. Ты сейчас вся какая-то подавленная, угнетенная; раньше ты гораздо реже бывала в таком плохом настроении. Я беспокоюсь за тебя.
— Все со мной в порядке, — соврал я. — Спасибо, конечно за беспокойство.
— Блин, Деб, вот только со мной не надо. Мы же, хер знает, сколько лет знакомы, — она поставила кофе на столик и села поближе ко мне. — Я ведь от тебя не отстану, пока не расскажешь в чем дело. Лучше давай вдвоем попробуем решить твои проблемы.
Как сильно я ненавидел ее за вмешательство в мою жизнь, так же сильно я был благодарен за попытку помочь мне. Я разрывался между желанием выгнать ее к чертовой матери и стремлением во всем признаться. В конечном счете, мой выбор остановился на последнем.
— Ну, знаешь... черт... это все моя проклятая жизнь, — начал я.
И глядя в черную глубину чашки с кофе, попытался объяснить ей все как мог, естественно без каких-либо сверхъестественных подробностей.
— У нас уже давно все никак у людей. Карл и я уже несколько недель не разговариваем. Я себя из-за этого так дерьмово чувствую. А, Фил...
Ну, как ей объяснить, что он думает, что я его верная и послушная ему жена, но каждая ночь, что мы проводим вместе — превращается для меня в изнасилование. Я ненавижу его за это, он мне отвратителен, но в глубине души понимаю, что отец этого не заслуживает.
— Черт, я так и знала, — заявила Шарлин. — Этот урод что-то тебе сделал, верно? Он сделал тебе больно?
Взяв меня за руку, она потребовала:
— Скажи, Дебра, скажи, как я могу тебе помочь!
— Нет, все не так, — запротестовал я, как бы больно мне не было — он все-таки мой отец, и даже не думал, что делает что-либо не то.
— Я просто, э-э, не могу этим больше заниматься. Траханье, минет и, вообще, полный расклад. Может быть сначала это неплохо, но сейчас я чувствую только стыд и отвращение.
— О, милая, мне так жаль, — кивнула она. — Я всегда этого боялась. Жутко хотелось ошибиться. Но теперь вижу, что была права.
— О чем ты? — спросил я, про себя проклиная, выступившие слезы.
Шарлин вздохнула. Подвинувшись еще ближе, она обняла меня за плечи, причем чувствуя себя явно не в своей тарелке.
— Знаю я, откуда это все идет. Я думала об этом много раз, но до прошлого года никогда серьезно.
— Я... я тебя не понимаю, — она явно не въехала в мою проблему, но не рассказывая всей истории целиком, нельзя было направить ее на верный путь.
— Деб, милая, позволь я закончу. Знаю, что ты не хочешь этого слышать. Но придется. Правда — единственный способ помочь тебе, — сделав глубокий вдох, Шарлин сказала, — Деб, дорогая, ты — лесбиянка.
У меня должно быть глаза на лоб полезли потому, что она стиснула мою руку, прежде чем
