начнут таскать на допросы и подвергнут уголовному преследованию, а за судьбу моего парня он вообще боится, т. к. изнасилование — серьёзное преступление. Вот если б я помогла ему расслабиться, т. к. от этих мыслей ему плохо, если б я сделала ему хорошо и приятно, то он бы ни минуты не сомневался и сделал для меня все, ведь я твердила, что так люблю его, вот пусть я и докажу как. Растерянная до крайности, я сразу поняла, чего он хочет, и даже не успела удивиться. Он уже тянул с меня майку через голову и прижимал к себе. Усевшись на кровать с ногами, он крепко обнял меня и пристально посмотрел мне в глаза. Он не набрасывался на меня, он ждал. Я как зачарованная недолго смотрела на него и первой отвела взгляд, не шевельнувшись. Он победно улыбнулся, покрепче обнял меня и потянулся к моим губам. Неподвижно, как мертвая, сидела я, пока он целовал меня, просовывал язык мне в рот, сосал мои губы и язык. Меня затрясло не то от холода, не то от страха, он спокойно гладил меня по спине, говорил, что дрожь сейчас пройдет и мне будет с ним жарко. Встал, поднял меня на руки и понес по коридору к себе, туда, где я знала каждый уголок, где зародилось моё неуемное воображение, которому предстояло стать реальностью.
Снимая с меня шортики, пошутил, что настало время пройти вглубь спальной, а не стоять в дверях. Я была в таком замешательстве, что не придала тогда значения этой шутке, осознав её смысл позднее. Раздевшись, он шепнул мне, что в первый раз все сделает сам, мне предстоит только слушаться, активной я стану позднее. Усадил меня спиной к себе, на колени, широко разведя мои и свои ноги, повернув к себе лицо, опять целовал, сжимая шею. Гладил и щипал груди и соски. Опустив руку, сперва осторожно принялся мастурбировать меня, воплотив мои давние детские мечты (глупые мечты глупой девчонки!). Присоединив другую руку, прижал мой лобок, опустил палец меж складок и, нащупав клитор, стал ритмично нажимать на него. Испытав впервые столь темпераментные ласки, я мучилась от боли и неудобства; наконец взмолилась о пощаде. Папа как будто бы не слышал меня, не остановившись ни на миг. Лишь, когда ему показалось, что я достаточно увлажнилась, он приподнял меня, раздвинул руками мокрое отверстие влагалища и вставил свой напряженный член — мой старый знакомый детства. Тот не без труда вошел в меня (мне показалось, что я уже ощущала его в себе — такова сила долгих фантазий!), замер на время; затем папа покрепче сжал мне талию и подтолкнул меня бедрами. Он подбрасывал меня невысоко, и то пару раз пенис выскакивал из меня, папа аккуратно вставлял его вновь и продолжал двигать меня. Потом он положил свой палец на клитор, а другой рукой сжал мою грудь. Мне велел подскакивать на нем самой, потирая болезненную точку то слабо, то сильнее, тиская груди попеременно. Потом лег на спину, уложив меня на себя. Поднял мои ноги, разведя их в стороны, и сильными толчками забился во мне, ритмично работая бедрами. Я стонала сперва тихо, затем громче, он не остановился, пока не кончил, отпустив мои ноги и обняв меня. Пораженная самим фактом секса с отчимом, я отвернулась и беззвучно заплакала, постаравшись скрыть бесполезные теперь слезы. Отдохнувший и крайне довольный, папа вложил в рот мне какую-то таблетку и заставил проглотить. Он деловито поднял меня и отослал к себе, предупредив, чтоб я поставила будильник: завтра же в школу. Поплакав у себя, я заснула, а что мне ещё оставалось делать!?
