перебирали мех, перепрыгивая по телу только в им одним известных направлениях, непременно вызывая дрожь, выгибая тело под ними в дугу удовольствия. Они успели потереться у уха, пройтись по шее, оставить рваную цепочку следов-пятнышек на груди, прочертили десять дорожек взъерошенного меха на животе, потанцевали у напряженного мужского ствола, проскользнули по внутренней стороне бедер и мягкой коже под хвостом. Пару раз пропустили распушенный хвост через кольцо чуть сжатых кулачков, пробежались по спине, вдоль позвоночника, пересчитав каждое ребро, и вновь вернулись к шее.
Пришедший не торопился перейти к «основной программе» ночи, позволяя волку насытиться прикосновениями, игривыми почесываниями, объятиями. Мохнатое тело превратилось в сплошной шар удовольствия, когда любое мимолетное дуновение ветерка вызывает взрыв эмоций. Казалось, что во всем большом теле Серого не осталось ни одного места, куда не заглянули бы шаловливые пальчики, и где не осталось бы теплая точка любви и желания.
Когда он вошел — это казалось естественным завершением игры, без которого не мыслима сама жизнь. Его, увлажненные любрикантом, ладошки игрались в горячим, подрагивающим стволом любви волка, скользя вдоль него в такт с движениями огромного, узловатого, горячего как кипяток члена в волчьем анусе. Серый беззвучно выл, стонал, лаял, выгибаясь дугой, вздрагивая всеми мышцами, раз за разом, с силой, насаживаясь на горячий ствол человека. Он впервые желал этого. Желал страстно, сильно, до боли в раздираемых внутренностях.
Насытившись, волк заснул, свернувшись в позе эмбриона, в своих шорах, наморднике и ошейнике, тихо посапывая носом А за его спиной, прижавшись, обвив руками за талию, спал тот, кто доставил ему это дикое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Серый еще несколько раз за ночь просыпался от легкого поглаживания, тихого шепота в большое мохнатое ухо. Еще несколько раз испытывал на себе странное, почти гипнотическое действие этих пальцев, и дикую, раздирающую ярость совокупления с этим невидимым любовником.
Проснулся Серый уже много после полудня. Без привязи, ошейника, намордника, шор — всего того, что составляло еженощную атрибутику его работы. Чистый, без следов ночных гостей и на чистой постели. Его лапы пробежались по телу, проверяя реальность ночных игр — да, тело еще помнило ласки, прикосновения, еще хранило тепло чужого тела, но под хвостом было чисто и прикосновения не вызывали привычной, каждодневной, боли. В воздухе комнаты все еще чувствовался крепкий чужой запах, окутывающий и самого волка.
Он сел, подивившись легкому головокружению, долго принюхивался, осматривал обстановку, пытаясь найти хоть какие-то знаки — свидетелей ночного присутствия необычного гостя. Опустился на все четыре, просунул лапу далеко назад, расслабился и попытался излить из себя хоть часть семени, которым столь щедро поделился с ним ночной гость. Но внутри, хотя все и постанывало, словно от многих и многих излияний, было чисто и пусто. На подрагивающих ногах он подошел к двери, тихонько поскребся и, когда дверь открылась, поплелся в ванную умываться.
среда, 19 марта 2003 г. Денис А. Катуров
