Нельзя сказать, что я живу в таком уж отдаленном районе или до меня плохо ходит транспорт, но тем не менее, Лера заявилась на час позже, чем мы договаривались.
— Ну, Катька, высший класс! — прямо с порога зацокала языком она, оглядывая мои нынешние апартаменты после недавнего ремонта.
Вместо того, чтобы высказать свои умозаключения по поводу ее «светских» манер, я бросилась в раскрытые объятья Валерии, как всегда обезоруженная искрящимся взглядом и непосредственностью подруги.
Мы подружились давно. Кажется, я была тогда классе в пятом или шестом, и Лерка, которая заканчивала восьмой, по-соседски взяла надо мной шефство не только в школе, но и во дворе. По сравнению с ней я выглядела почти дурнушкой и чуть не лопалась от счастья иметь подругой такую красавицу. К ее чести надо заметить, что, несмотря на существенное для школьного возраста различие в годах и ее бесспорное лидерство в нашем тандеме, Лера посвящала меня во все подробности своих многочисленных романов, но делала это так, что я ни разу не испытала чувства ревности, а скорее как будто гордилась ее «победами»... И все-таки опоздать на целый час, если теперь мы видимся с ней от силы раз в году?!
Мы уже успели пересказать друг другу кучу новостей и неторопливо приступить к десерту, как зазвонил телефон, и, к моему удивлению, строгий женский голос попросил к трубке Валерию. Я тактично вышла на кухню включить подостывший чайник, а вернувшись, заметила легкую тень раздражения, промелькнувшую по ухоженному лицу подруги, быстро закончившей телефонную беседу.
— Это Людмила Валентиновна, моя свекровь, — пояснила она и, видя немой вопрос в моем взгляде, со столь не свойственным ее характеру сожалением добавила: — Я теперь сообщаю ей номер телефона того места, где нахожусь, да и Гошка сейчас у нее.
— А почему же она не звонит тебе на «трубу»? — наивно поинтересовалась я.
— Почему, почему... Да потому, что хочет убедиться, что я именно у тебя.
— По «доброте душевной»? Или повод какой есть? — не унималась я.
— Катька, ты же знаешь, что Костя ревнует меня к каждому фонарному столбу, а его мамаша в последнее время из кожи вон лезет, чтобы, пока он «за бугром», добыть какой-нибудь компромат на меня и, наконец, избавиться от ненавистной невестки. Гляди, блин, я прямо стихами заговорила! Только, слава Богу, старой суке и в голову придти не может, что «компромат» — то сейчас мирно сидит, небось, на кухне и лопает ее пирожки!
Я широко раскрыла глаза, ни черта не понимая. Слова подруги озадачили меня. После третьего бокала шампанского это, наверное, не трудно было заметить на моем далеком от дипломатических ужимок лице. Поэтому, хитро прищурив зеленые глаза и поудобнее расположившись в кресле, Лера приступила к обстоятельному разъяснению, причем слова в ее устах звучали, скорее, как исповедь «счастливой в браке» женщины.
С прошлого года ее муж Костя окончательно порвал с «Автотрансом» и стал работать на какую-то голландскую компанию, по три с лишним месяца не появляясь в Питере. За это время он, в общей сложности, был дома не более двадцати дней. Работа на чужих капиталистов, конечно, приносила в семью достаток, но счастье ведь не только в этом, и Леру, в ее тридцать два, не очень-то устраивала перспектива замены в постели мужика на его денежный эквивалент по массе, пусть даже и в валюте. С этим нельзя было не согласиться: я видела Костю и вряд ли устояла бы, если бы заметила хоть намек с его стороны. Он был безумно влюблен в Лерку и, как все мужчины, в жилах которых течет хоть капля крови горцев, — безумно ревнив. «Гулять будешь — убью!» — сказал он как-то жене таким тоном, что у той не возникло ни малейших сомнений, что он исполнит свое обещание при первом же подтверждении сего факта.
Помимо этого во время отсутствия Кости вечерами ей постоянно звонила
