предыдущих, но в него я вкладываю намного больше эмоций. Ты отзываешься на него; какое-то мгновение кажется, что сейчас этот с трудом сдерживаемый барьер рухнет, и мы низвергнемся в бездну наслаждения, когда часы кажутся минутами, а мгновение — вечностью.
Ты тихо шепчешь: «Я хочу тебя». Но я прикрываю твои губы ладонью. Ты вздрагиваешь, а потом вытягиваешься в струнку... Да, девочка, твое тело реагирует на меня по всем правилам: и даже твое обоняние подчиняется заложенным в организм рефлексам — кому как не мне знать, что твой любимый аромат — это одеколон «Sigar». Пришлось потратить уйму времени, чтобы найти его в нашем городе, хотя казалось бы, в этом обилии парфюмерии сложно что-то не отыскать.
Забавно все-таки, как мы относимся к запахам... Мне, например, нравится, как пахнет полынь. А у «Sigar» аромат действительно похож чем-то на хорошую сигару. Ты мне рассказывала, что именно этим одеколоном пользовался твой первый мужчина. Ты даже не запомнила, как он выглядел: что остается в памяти после очередной попойки, на которой все мужские лица сливаются в одно, близкое к идеалу, и в то же время далекое от него, как Альфа Центавра? И в бешеном танце, когда ты растворяешься в мужских объятьях, ты услышала этот голос: «Пойдем со мной».
А потом — маленький диванчик в незапертой комнате, куда в каждую минуту могут ввалиться ненужные свидетели, громкое сопение твоего партнера, которому не терпится скорее приступить к делу, долгие поиски запретного плода — «Извини, крошка, я сейчас, да что же это такое...» И короткая тупая боль, от которой ты резко трезвеешь, и только тогда понимаешь, что случилось то самое, о чем так много пишут в книгах, и что должно происходить при свечах и предваряться долгими неторопливыми ласками... Но — поздно, твоя невинность становится радостью этого неизвестного, который, естественно, долго не сдерживается, и по его резко обмякшему телу ты понимаешь, что, кажется, отмучилась.
Сквозь какой-то туман ты слышишь его слова о том, что он не хотел так торопиться, и не попробовать ли вам попозже еще раз... А потом ты вспоминаешь себя уже в коридоре, торопливо накидывающую пальто и спешащую прочь из этого дома, в который ты уже никогда не вернешься, потому что он противен тебе, как ничто в этом мире.
И только запах одеколона почему-то останется как память о чем-то запретном и потому возбуждающим до предела.
— Ира, ты здесь?
Прости, милая девочка. Я стряхиваю с себя задумчивость, наклоняюсь и целую тебя крепко-крепко, и вместе с тем нежно, со всей возможной страстью, словно извиняясь за всех твоих мужчин, впивавшихся в твои губки неуклюже и слюняво, всех тех, кто убил в тебе влечение к мужскому полу.
Твой нежный язычок принимает столь активное участие в поцелуе, что я даже отстраняюсь. Ты уже возбуждена до крайности. Кто бы мог подумать, что тебя можно завести так быстро. Но что сделано, то сделано.
Мои пальцы нежно скользят по твоей груди, животу, спускаясь все ниже и ниже. И когда я добираюсь ими до самого низа, ты испытываешь первый оргазм.
Твое тело напрягается, вытягивается, по нему пробегает дрожь, а из губ несется крик:
— Еще, милая, еще, еще...
Мне всегда нравилось смотреть, как кончают женщины. В этом есть что-то абсолютно космическое. По-хорошему я сейчас даже немного завидую тебе. Когда волны страсти, бегущие по твоему телу, немного стихают, я касаюсь губами участка кожи на твоей длинной шее. Потом я целую твою ключицу, сгиб руки, беру в рот твой сосок...
Твое тело для меня — открытая книга. И я читаю ее наизусть, зная, куда надо прикоснуться, чтобы возбудить тебя сильнее... еще сильнее... еще...
Второго оргазма я добиваюсь от тебя довольно легко. Ты вся напрягаешься, и после того, как экстаз проходит, тихо шепчешь:
— Ира... Делай со мной, что хочешь...
Ах, какая опасная фраза! Сказать такое мужчине — так просто
