Мэт Твэссл
Мой первый раз? О боже, дай вспомнить. Мне было двенадцать, всего лишь двенадцать. Это было в начале лета. Уроки на пианино.
Я училась играть с шести лет. Вначале у толстой миссис Бессемер, но потом, потому что все говорили, что у меня так хорошо получается, мистер Тромблей.
К мистеру Тромблей надо было ехать на машине. Он с женой жил в большом доме на другом конце города, так что маме приходилось отвозить меня туда. Каждый четверг, в четыре часа дня. Один час. Мама сказала мне, что ей это было не так уж сложно, потому что она проводила этот час в дешевом магазине неподалеку. Он назывался, кажется, «Хай-Лоу». По четвергам там удваивали скидки, или что-то такое.
Мистер Тромблей был красавчиком, как говорили другие дети в моем классе после того, как он дал концерт в нашей школе. Ему, наверное, было лет тридцать: высокий, с густыми темными волосами и мягким голосом, и большими руками. Он, вроде бы, был слегка знаменит за что-то: второе или третье место на каком-то не очень важном музыкальном фестивале — но тогда он занимался только обучением и, в основном, он брал старших ребят. Его жена была гораздо моложе, возможно только закончила учебу, и этим летом она была в отъезде — выступала в Европе. Рени? Рени Тромблей. Возможно ты слышал о ней? Нет? Ну, какая разница.
Я училась у мистера Тромблей с начала весны. И уже было лето. Школа только закончилась. Мне нравились уроки. Мне нравилось играть на пианино. Мне нравилось играть на пианино для него. «Превосходно», — говорил он иногда, когда я делала что-то особенно правильно. «Ты моя призовая ученица». Я сияла изнутри.
Когда я не делала что-то особенно правильно, он был добр. «Ударь ее уверенно, но мягко, — иногда говорил он. — Будто ты ласкаешь котенка. Вот так. Гораздо лучше! Мило. Очень мило. Снова. Снова. Прекрасно». Да, я сияла.
Или, если мне не удавалось с чем-то справиться, он иногда вставал со своего стула у скамейки и садился рядом со мной, брал мою руку в свою и пытался двигать ее так, как она должна двигаться. Я просто таяла. «Держи кисть вот так», — говорил он, держа мою кисть. «Теперь расслабься». Я пыталась расслабиться. Таять и расслабляться — не одно и то же.
«Вот, — говорил он. — Держи мою кисть. Теперь чувствуешь? Чувствуешь, как это делается?» Я держала пальцы вокруг его кисти, пока он играл. Я чувствовала силу. Заботу. Музыку. «Поняла?» — говорил он, и я кивала и пыталась сделать лучше. Дома я держала собственную кисть. Она была не такой, совсем не такой.
Хорошее кофе, правда? Тихое кофе. Успокаивающее. Не помои, как многие виды кофе сейчас. Возможно, именно такое кофе пьет Санта Клаус, вернувшись домой, доставив все свои игрушки. Расслабляющее. Боже, так мило быть здесь с вами. Я действительно расслабилась. Я бы сняла туфли, только вот на мне их уже нет. Где-то потерялись. Уверена, я их никогда не найду.
Однажды, после урока, я спросила маму, можно ли мне котенка. «Нет», — ответила она. «Пожалуйста, — сказала я. — Я буду очень хорошо заботиться о нем, и он поможет...» Я собиралась сказать, что он поможет мне научиться ласкать, но мне показалось, что так лучше не говорить. «Он мне поможет, мам. Пожалуйста?» «Нет, — ответила она уверенно. — И так достаточно сложно поддерживать дом в чистоте».
И все равно я надеялась, что получу котенка на свой день рождения, на двенадцатилетие. Я действительно надеялась. Но не получила. А получила обычный набор практичных вещей. Свитеры и юбки, мыло, и джинсы, и белье. Я получила даже тренировочный бюстгальтер! В те дни моя грудь была совсем небольшой. Я была уверена, что всегда буду плоской, хотя у меня менструации начались только двумя месяцами раньше. Не то, чтобы я совсем уж хотела иметь настоящую грудь. У некоторых девочек в школе они уже были, и мальчишки лишь смеялись. И я почти ничего не знала про секс. Почти ничего.
Единственная ученица из моей
