потом его лапти застучали по подъезду, неравномерно считая ступени. Я тихонько (мне казалось, что я давно уже не дышу) отворил дверь в ту проклятую комнату. Я определенно Сходил с ума. Наглел, что называется.
Женщина белела на темном фоне смятой постели дьявольской приманкой. Мне сперва показалось даже, она уткнула голову под подушку. Оттого, что волосы у нее были темные, сливались с темнотой. Белели только руки, грудь, бедра и длинные ноги. Да-да, ноги ее тогда показались длинными, даже поразился. Я смелее, сам не зная зачем, шагнул к постели. И натолкнулся на её взгляд. Как на стену. Точнее, как об стену. Долбанупся! Замер. Ни туда, ни сюда. Долго так стоял. Кто знает, минуту, или пять. Сопел, как дурак, а выжать из себя хоть полслова не мог. И броситься на неё не решался. Застрял, короче.
— Те же и студент! — прокомментировала она мое появление и протянула руку навстречу. Бог мой! Нет, не поздороваться, не познакомиться она хотела. О! Исчадие греха, она привлекла меня к тахте, ухватившись за член! Причём сделала это непринужденно и в то же время весьма настойчиво. Я-то давно уже забыл, что эмоции мужчины скрыть невозможно, особенно, когда он в одних трусах. А столбняк был стоящий! Он даже одеревеней весь, налившись избыточной кровью. Неудивительно, что соображал я туго. Лишь поразился, как споро она извлекла этот тупой обрубок, поманила, он и выскользнул. Впрочем, в тех местах, где он побывал, уже давно было скользко. Трусы сразу липко, коснулись тела. Слишком долго он пытался прорвать эту ткань.
— А твердый-то какой, ужас! — нараспев произнесла она и села на постели, опустив ноги на вощеный паркет.
От того, что она вытворяла, по мне забегали какие-то импульсы. Она ласкала рукой, гладила, а меня словно кнутом подстегивали. Я не знал, хорошо ли это, не думал о стыде или чем-то таком правильном, а только вздрагивал от ее рук. И тут она склонилась ко мне, щекотно пройдясь волосами по животу, окатив горячим дыханием. Я наблюдал за всем этим, словно со стороны. Стоял, остолбенело и безмолвно, выполняя ее повеления. Как будто читал биотоки. Разве это я охнул, когда женщина весь, ну весь до упора, вобрала его, влажно охватив губами. Она же еще притянула мои бедра, привлекла, щекотно, вонзив пальцы между ягодицами. Разве я это? Разве я?
Разве я зажал ладонями ее бедра, ощущая одновременно, и крепкую тяжесть чужого тепа, и мякоть податливой женской плоти?
Она повернулась, упираясь локтями в ложе, а я смотрел на то дивное творение природы и, помню, жалел, что не могу всю ее чувствовать сейчас, не могу всю её охватить, видеть... Лопатки, позвонки, нежные косточки, а ниже округлость бедер и столь резко темная во мраке ночной комнаты щель, куда так стремимся мы, мужчины. Я все-таки попытался прижаться к ней, вобрать ее всю. Мои пальцы нежили ее соски, впиваясь в мякоть грудей, мои локти упирались в ее бедра, и вся мужская суть моя проваливалась, пробиралась в ее тело, чувствуя влагу, тепло и страстное движение чужого тела. Это длилось буквально два мгновения. Два секунды. Два глубоких скользящих толчка и... меня смело. Я лопнул, как шар. Громко выпуская воздух и брызгая слюной. Меня колотило током, как никогда в жизни — ни до, ни после. Затрясло мощно и цепко, сводя мышцы ног, живота, даже губы стали резиновыми. И я не удивлялся теперь собственным стонам, волнами выплескиваемым из горячего тепа. Выбило, выплеснуло всю страсть, весь пот, все семя. И, поверишь, она, чудо рьяное, срезу усекла, что у меня это впервые. Вот вам и дешевка.
Я нелегал что-то, оправдывался, не помню как. Хотя сам ни о чём не жалел. Да и вообще ничего не чувствовал, кроме кайфа.
Какого-то нового блаженства. И словами говорить об этом — пустой номер.
— И хорошо! И славно! — успокаивала она меня. — Полежим, тихонечко, да? Я и так замучилась, чес-слово?
Может, это и стыдно, вот так вступать в секс. Может, кто-то
