Сегодня у мамы день рождения. Ей сорок семь. Гости уже ушли. Мы, два бобыля, сидим за праздничным столом и разговариваем.
Еще немного выпили, я включил телевизор. Программа уже кончилась. Показалась настроечная сетка, а из динамика полилась спокойная танцевальная музыка.
— Давай, потанцуем. — предложил я.
— Да ну, с чего это? Когда я танцевала в прошлый раз — лет двадцать пять назад, наверное. У меня ничего не выйдет.
— Выйдет, выйдет. Ты что, не знаешь, как сейчас танцует молодежь? Прижмутся друг к дружке и топчутся на одном месте, вот и весь танец. — я встал и взял ее за руку. Мама поднялась, опустила руку на мое плечо, другую вложила в мою ладонь и мы стали плавно кружить по комнате. В какой-то момент мама потеряла ритм и, рассмеявшись, обняла меня, прижавшись всей грудью. Поддерживая ее, я схватил маму за талию и привлек к себе.
Теплое облако мягко окутало меня, когда ее тело
соприкоснулось с моим.
— Ну вот, видишь... — мама собиралась сесть, но я продолжал удерживать ее. — Все, все — тень неуверенности проcкальзывала в ее голосе. Мама легонько отталкивала меня, но я упорствовал, и она осталась стоять. Музыка увлекала, мы продолжили наш тихий танец. Теперь я держал маму за талию, а она обеими руками обвивала мою шею. Ее пышные груди касались меня, и тут я ощутил исходящий от нее магнетизм женственности. Мы остановились посреди комнаты. Я притянул маму к себе, тесно прижав ее волнующуюся грудь к своей, чмокнул ее в губы...
— Ты — очень интересная женщина! — неожиданно для самого себя я отвесил не совсем сыновний комплимент.
Мама с удивлением посмотрела на меня, и, вдруг смутившись, опустила взгляд. Я тоже почувствовал неловкость. И тут до меня дошло — я ощутил желание. Ясное, волнующее, все более возрастающее желание. Это был щемяще приятный ужас, я хотел владеть своей матерью...
Сквозь одежду я чувствовал ягодки ее сосков, мамин мягкий живот был плотно прижат к моему, ее руки все еще обнимали меня.
— Мама, поцелуй меня — волнуясь, попросил я. Она не шевелилась. Я тихонько приподнял мамино лицо за подбородок, растерянные мамины губы послушно последовали к моим. Ее глаза были закрыты, веки подрагивали. Тогда я сам припал к ее устам. Мама приподнялась на цыпочки, подалась вперед бедрами и коснулась животом моего напрягшегося члена.
— О, милый, как далеко мы зашли, пора возвращаться... — медленно прошептала она, вся зардевшись, и чуть приоткрыла глаза — но никуда не пошла, а наоборот, секунду помедлив, прижалась еще крепче.
Мой член упирался в нее, мама животом ощущала мою восставшую плоть. Мы стояли, и каждый ясно читал мысли другого. Наконец, я решился...
— Мамочка, я вижу, ты чувствуешь то же, что и я... Может быть, нам не стоит противиться? Или мне искать приключений на улице, рискуя приобрести французскую болезнь? Давай будем искренними... ведь мы же хотим насладиться друг другом, нам ничто не мешает. Гляди — я молодой, здоровый мужик, тебе не может не понравиться со мной. Ну, ведь ты сама этого хочешь! Оставим все условности...
Мама отстранила свое лицо, внимательно вглядываясь в меня. Прошла минута, и она тихо прильнула к моим губам, подарив глубокий, переполненный чувством поцелуй...
— Ах, ты прав, сынок... Нельзя противиться природе... — и принялась расстегивать молнию на боку. Затем скрещенными руками она взялась за платье у талии и медленно потащила его вверх, через голову. Мамино лицо скрылось за легкой драпировкой, зато показались голые тугие бедра, широкий зад и — мой член тут же задергался — едва прикрытая узенькими трусиками треугольная подушечка, поросшая вьющимися жесткими волосами. Между этим рельефным уголком и несколько отвислым животом пролегла неглубокая складка. Вместительный бюстгальтер едва сдерживал натиск маминых грудей.
Платье
