Мне снился сон. О, что это был за сон! Мне снилось, будто я — Бог. Нет, не бог — платоновский демон, и не бог — ницшеанский сверхчеловек, а Бог Вседержитель, Творец неба и земли.
Я летел в глубине вселенной меж звезд и туманностей, к Земле. Там меня ждала невеста, женщина-чудо, одновременно Моё творение и Моё отображение. Там, в дивном шатре, осыпанном Мною драгоценными камнями, она поклялась Мне в верности и любви, и Моё сердце трепетало при одной мысли о встречи.
Я пролетел мимо Сириуса и быстро приближался к солнцу, махая могучими крыльями. Это место вселенной Я особенно любил: Любил это солнце, эти планеты — большие и маленькие, любил Млечный путь, которым я обещал ей покрыть брачное ложе, как покрывалом, — и все, все здесь мне напоминало её, и везде Я чувствовал горячее дыхание любимой женщины.
Я закрыл глаза и увидел её рыжие густые волосы, так похожие на солнце на исходе; Я увидел голубые её глаза, напоминающие небо без облаков, её девственные бедра, словно широта горизонта. О, моё чудо! О, упоение!
Я уже подлетел к Земле, и планета смотрела прямо на меня своим голубым глазом — похожим на её длинные глаза. Пронзив стрелою густое облако, Я приблизился к кронам деревьев и опустился на поляну, оказавшись по колено в крови полевых маков. Сорвав охапку цветов, роняющих кровавый капли лепестков на траву, Я приблизился к шатру, прижимая огромный букет к сердцу. О, она здесь, она ждет меня, — Я это сразу почувствовал, ловя ноздрями тот неповторимый аромат любимой женщины, заглушающий запахи цветов, травы и всей вселенной.
Я отодвинул покрывало, расшитое золотом, и... страшная по своей мерзости картина предстала перед Моими очами. Моя женщина, Моя любимая женщина — та, которую Я обещал омыть в звездном дожде, которой Я клялся подарить вселенную, — лежала на ложе, осыпанном по краям изумрудами и рубинами, задрав белую юбку и, приспустив исподнее, со стоном блудодействовала, откинув голову и спрятав глаза свои за занавесью опущенных ресниц. Она хрипела и рвала свободной рукой одежду, вытканную Мною из рассвета и утренних лучей солнца; лоно её кровоточило, и вскоре на белоснежном покрывале проступил огромный кровавый гранат. Сердце Мое перестало биться, крылья обвисли; букет маков пролился на пол. Но вскоре силы вернулись ко мне. И возмутился Я духом, и взмахнул крылом и спалил шатер, и схватив в руки огромный кнут и, подскочив к женщине, собрал с неё одежду и стал сечь по спине и бедрам. Она металась по кровати, крича от боли, а Я бил её всё сильнее и ожесточеннее, задыхаясь от гнева. Женская спина вздулась, и обнажилось мясо, кожа клочьями разлеталась в разные стороны. И вот женщина как-то стихла, перестала кричать и с тихим стоном бессильно упала на колени и протянула ко мне руки с мольбой. Глаза её были безумны. И занес Я бич свой, чтобы добить блудницу, но посмотрел ей в глаза и уронил его. И упал Я на колени рядом с женщиной и, разрыдавшись, обнял её истерзанное тело, целую и лаская...
И в это время раздался где-то рядом сильный удар колокола, и я проснулся.
Несколько минут я пролежал, не шелохнувшись, ошалев от сновидения. Первой тронулась мысль в моей голове, и первый вопрос был таков: что за женщину бичевал «Бог»? Ответ последовал тут же: это была Россия. Пораженный глубиной символики своего сна, я вскочил на ноги и тут же согнулся со стоном: острая боль прошла волною через всю мою спину. Я выкрутил левую руку и провел ладонью по спине: когда я поднес раскрытую ладонь к лицу, то увидел, что вся она была в крови. Я, с трудом превозмогая боль, доплелся до зеркала и, включив свет, глянул в него: вся спина моя была исполосована, словно меня нещадно секли. Я вспомнил сон и страшная догадка, которую не в силах высказать, мелькнула у меня в голове: неужели я?... — и с этой догадкой, обессилев, повалился на колени. Последнее, что я успел увидеть, — кнут, занесенный над
