согласно замычали в ответ, и я предложил:
— Тогда пойдёмте назад в комнату, уж больно тут тесно. Сейчас маленечко передохнём, и вы меня приласкаете, идёт?
— Ты бы хоть подняться помог... — обессиленно вякнула Хингис. — Ноги совсем не держат...
— Может, тебя на руках понести? — засмеялся я. — Хочешь?
— Хочу! — тут же кивнула швейцарка. — Давай, бери меня и неси на постель, поухаживай за мной.
Я тут же подхватил Мартину под коленки, а она крепко обвила рукой мою шею. Мы не без труда пролезли сквозь узкую дверь кабинки — Хингис даже оцарапала ляжку о торчащий замок, — а затем я понёс швейцарку в комнату, крепко прижимая её к себе. Мне нравилось ощущать её потное горячее тело, я чувствовал, что под коленками, где я держу её, у неё мокрым-мокро; к тому же от голой Мартины остро несло потом, из всех троих она была самой пахучей.
— Ты что так нюхаешь? — тут же прицепилась ко мне Хингис. — У меня из подмышек воняет, да?
— Не воняет, а благоухает! — засмеялся я. — Я же говорю тебе — женский пот меня заводит, мне нравится, как он пахнет, нравится его солёный вкус...
— Не понимаю! — фыркнула Мартина. — Когда на меня потная Линдси залезла, мне так противно сделалось... у неё воняло из подмышек, она вся была гадкая, скользкая...
— Когда ты так говоришь, это меня тоже возбуждает, — ответил я. — Ты такая непосредственная, как девчонка — что у тебя на уме, то и на языке.
— Хочешь сказать, я дурочка? — Хингис притворно надула губки, но в глазах её бегали весёлые огоньки. — Дурочка и свистушка?
Но в этот момент я внезапно разжал руки, и Мартина со всего маху шлёпнулась на кровать, громко взвизгнув от неожиданности и взлягнув ногами. Сзади раздалось сдавленное хихиканье — это из душа выбрались Курникова и Дэвенпорт, они брели на заплетающихся ногах, обняв друг друг за плечи и плотно прижавшись ляжками.
— Сюда, девочки! — махнул я им рукой. — Пришло время поработать ротиком.
— Но я не люблю сосать, — заявила Линдсей. — И я тебе ничего не обещала, это вот они двое тебе обещали по минету каждая.
— Ты гнусная обманщица, — сказал я и звучно шлёпнул Дэвенпорт по заднице. — Но так и быть, тебя, как закоренелую лесбиянку, я прощаю. Ты, наверное, своих подружек ртом ублажаешь?
— Конечно! — задорно кивнула американка. — Так что сосать твой хуй я не буду, но с удовольствием посмотрю, как это делают Энни и Мартина.
— Ты, наверное, порнушку любишь? — со смехом спросил я.
— М-м-м, а кто её не любит? — прыснула Линдсей. — Мы с Мэри-Джо постоянно смотрим «розовую» порнуху, специально для таких, как мы. Ложимся голые в кровать, смотрим минут двадцать, а потом выключаем и начинаем заниматься друг другом.
— А вы, подруги? — повернулся я к Курниковой и Хингис. — Тоже любительницы порнухи?
— А это наша частная жизнь! — хихикнула Мартина. — Правда, Энни?
— Правда-правда! — закивала головой Аня, вновь скорчив мне рожу. — Мы тебе не скажем, мы девушки скромные.
— Ну, тогда за работу, скромницы, — сказал я и улёгся поперёк кровати. Курникова и Хингис тотчас же сползли на пол и пристроились рядом со мной на коленях — Мартина слева, Аня справа. Без долгих церемоний швейцарка несколько раз облизала мой торчащий член, а потом заглотила его; Курниковой достались лишь мои яйца, но, покатав их во рту пару минут, она оттолкнула Хингис и сама стала сосать член. Так теннисистки какое-то время боролись друг с другом за право минета, я же тащился от острого удовольствия. Дэвенпорт, сидя на кровати с ногами, просто млела, разглядывая разгорячённых, возбуждённых минетом девушек.
Член стремительно переходил из одного рта в другой, я уже не различал, где язык Ани, а где Мартины. То и дело кто-нибудь из них щупал мне яйца, и это лишь усиливало
