бить членом в прямую кишку Сережки, получая невиданные ощущения от этой дырочки, весь дрожа и вскрикивая от страсти. Я натягивал попу парнишки на свой член, я двигал им направо и налево, я сквозь зубы бормотал... «наконец-то, наконец-то, о, я просто... я не могу». Сергей скакал на мне, подвывая и охая, и в свою очередь говорил что-то вроде «ой, как там много... ой, я... ой, ещё, родненький», и прочие вещи, о которых я не буду говорить, потому что они совсем даже не для печати.
Колечко его дырки, сжавшее мой член, стало пунцово-красным, отёчным, узловатые вены полового члена исчезали в глубине дырочки и вновь появлялись, в месте соприкосновения моего органа и краёв дырки выступила белёсая пена (крем смешался с жидкостью кишечника). Мне хотелось полностью достать свой стержень, чтобы потом ещё раз ощутить сладостное движение головки через сжатый сфинктер парнишки, но я не мог этого сделать — так приятно было движение головки в глубине. Но тут вдруг я остановился и вынул член. Сергей пукнул, и я понял, что ему было больно ещё и от накачанного моим поршнем в его кишечник воздуха. Я немножко притянул к себе ягодицы парня и посмотрел на дырку. Она не успела закрыться и сжаться, и в обрамлении реденьких чёрных волосиков я увидел вход в только что покинутый мною райский уголок. Темная слизистая оболочка кишечника блестела, я немного раздвинул вход пальцами, и парень опять пукнул. Он смутился, но потом повернулся ко мне и сказал... «Ты почему... ты же не кончил... кончай в меня...». Но я ответил... «Нет, не надо так быстро, не надо столько кайфа зараз. Ты... тебя кто-нибудь уже так... ?» Он закрыл мне рот ладонью...
«Да нет же, нет, никто, и я никого, как ты не поймёшь, я тебе доверяю и хотел, чтобы ты смог меня... взять... но не мог тебе прямо сказать всё... у тебя член чистый? а то я мыл попу, но... не уверен...»
Я глянул на свой член — он блестел, вены на нём пульсировали, головка была синеватого цвета, но напряжена была уже меньше. Следов содержимого кишечника не было, но я их и не боялся. У одного весьма нескромного паренька я даже вынимал пальцем крохотные какашки, и это меня заводило очень сильно. Но здесь я сказал... «Сергей, всё нормально, но я всё-таки не хочу дальше делать это. Боюсь навредить тебе, давай не будем больше».
Можете представить, как мне тяжело было отказаться от дальнейших введений члена в эту прекрасную попочку, как тяжело было прервать сладостное ощущение парнячьей влажности на раздутом жилистом инструменте наслаждений, как тяжело было оторвать губы от его губ... но я не хотел причинять боль моему нечаянному любовнику и эгоистически думать о собственных животных ощущениях. Я сказал... «Давай ляжем спать... я тебе благодарен за эти минуты, но я не буду тебя использовать... я хочу убедиться, что ты не жалеешь об этом. Я не хочу, чтобы твой день рождения стал тебе неприятен».
Так эта история закончилась. Рано утром Сережа натянул свои трусики и шорты, поцеловал меня в губы и ушел домой. А буквально через месяц он вместе с мамой и бабушкой уехал... эмигрировали они к родственникам за границу.
Он пришел сказать мне «до свидания», целовал меня в губы, терся своими шортами о мой торчащий член, и я ощущал сквозь ткань биение его писечки.
Вот и всё. То ли бутылка вина сделала своё дело, то ли в самом деле нас должно было бросить друг к другу... трудно сказать, в чем причина этого краткого мига сумасшествия.
Я до сих пор не могу сдержать сладостного стона, вспоминая эту ночь. Утешил меня спустя некоторое время Игорёк — шикарный качок с изумительно узким тазом и своеобразным хулиганским поведением. Он описывал свои действия в специфической лексике, и меня, задрипанного интеллигента, это заводило просто ужасно. Но рассказ об этом впереди, а историю с Серёжей я не забуду.
Denszee, 2000