встала и, выключив магнитофон, поменяла кассету. Вместо танцевальных ритмов из динамиков магнитофона полилась мелодичная музыка вперемежку тихих французских слов, женских и мужских стонов, вздохов и вскрикивании. Это была так называемая «эротик-мюзик». Под эти звуки, Галя и Люда предались воспоминанию о полученных наслаждениях в сексе. Оля, заплетающим от опьянения языком, спросила: «Девчонки, неужели это так классно? Вскрикивать то зачем?»
Подруги еще больше стали восхвалять наслаждения секса.
«Нет, девчонки» — не соглашалась с ними Оля: «Это может быть и приятно, но это не самое лучшее, что есть в жизни».
Галя, улыбнувшись на эти недоверчивые возражения, сказала: «Оленька, как ты можешь говорить о том, че-го не знаешь. Ты сначала попробуй, а потом говори об этом».
«Я не могу» — испуганно, сказала Оля: «Я боюсь. Вдруг узнают родители — они меня прибьют. Да, еще от этого можно забеременеть».
Оле, воспитанной в очень консервативной семье, с детства были привиты определенные рамки отношений между женщиной и мужчиной, и дальше прощальных поцелуев с юношами в её семнадцать лет дело не заходило.
«Оля, чего тут бояться? Мужчины не волки — не съедят!» — вступала в разговор Люда: «Но, если ты их так боишься, то можно обойтись и без мужчин».
Оля недоверчиво взглянула на подругу.
«Наслаждения в се
