пришлось выключить звук. А когда подруга оторвалась, у нее с письки стекала слюна. И не только слюна.
Ни тогда, когда мы вдвоем ворвались в раздевалку спортзала, а там, прямо на полу, наша учительница волейбола отсасывала у Минако ее огромный клитор.
Ни тогда, когда я первая взяла у тебя в ротик твою, только что побритую мною в первый раз, писю.
Ни тогда, когда мы, еще совсем юные, подглядывали через окно за тем, как соседка заставляла мальчика-почтальона вылизывать ее промежность за то, что он вскрыл ее письма, а мы орудовали пальчиками в трусиках друг у друга.
Ни даже тогда, когда я на коленях просила тебя полизать мою кисочку, после того как я дрочила при тебе три часа подряд, но так и не смогла спустить.
Ты говорила, что боишься.
Ты говорила, что тебе лень.
Ты говорила, что уже раньше отсосала однажды у Ами, и тебе это страшно не понравилось.
Ты говорила, что к этому можно привыкнуть, а тебе не хочется, чтобы я к этому привыкала, а то можно стать лесбиянкой на всю жизнь.
Ты говорила, что это извращение и большой грех.
Ты говорила, что делаешь это плохо, что моей письке не понравится и я разлюблю тебя.
Что ты только, маленькая дурочка, не говорила. А я все ждала. И вот — дождалась.
Я лечу к оргазму со скоростью сверхзвукового истребителя. Но тут кто-то выпускает ракету, и истребитель врезается в землю. Твои губы исчезают и появляются только через две секунды, но уже на груди. От похоти и неожиданности у меня перехватывает дыхание. Сердце стучит, как мотор Хонды. Но я не хочу остаться без оргазма. Он нужен мне сейчас, или у меня начнется истерика. Что-то нужно сделать.
Не найдя ничего лучшего, я прогибаюсь, подобно кошке, соскальзываю по твоей груди вниз и хватаю губами твою плоть. Боже, как у тебя стоит. У всех воинов в матросках большие клиторы, но у тебя — просто потрясающий размер. Больше — разве что у Минако. Клитор заполняет весь мой ротик. Языку просто не развернуться. Твоя водичка уже стекает по моему подбородку, оргазм снова приближается. Но это не тот оргазм. Это оргазм ощущений язычка. Но вот моя писька до сих пор — без ласки.
Я с трудом выталкиваю твой абрикосик изо рта и молю:
— Полижи мне еще, Серена. Я не брошу тебя, только полижи. Пожалуйста.
Я снова хватаю тебя губами. Ты что-то шепчешь. Толи про то, что вот-вот кончишь, толи опять придумываешь оправдания. Я не разберу. Я сосу у тебя. Я кончаю. Ну помоги же мне, Серена. Марс, дай мне силу.
Безумной силы оргазм бьет меня, как Черная волна космического зла. Только с этой волной мы, воины в матросках, боролись не раз, и побеждали ее. Этот оргазм мне не победить. Да я и не собираюсь. Только где-то в самом дальнем уголке разума я понимаю, что ты вернула мне свой язычок. Как раз в самое нужное время. За это я и люблю тебя.
— Я люблю тебя, Серена! — в порыве искренности шепчут мои губы.
— А я люблю тебя, Рей.
— Прости, Серена, я ничего не соображаю. Ты успела спустить?
— Еще как, а ты?
— Ты что не видела, как меня колотило?
— Нет. Меня саму колотило. Из меня натекло, наверное, полстакана.
— Тебе было хорошо?
— Зачем ты спрашиваешь глупости, я же люблю тебя.
— Я тоже тебя очень люблю, Серена. Не бросай меня больше, пожалуйста.
— Никогда не брошу, — врешь ты и засыпаешь.
В девятый раз ты возвращаешься, и в девятый раз врешь, что никогда не бросишь. Ничего. Артемис сказал, что если кто-то бросает кого-то двенадцать раз, а потом возвращается, то уже больше не уйдет. Осталось всего три раза. Я верю в это. Он мудрый — этот Артемис.
