произнес...
— Одевайтесь. Чужих здесь нет, все свои.
Мать, мгновенье помедлив, решительно скинула одеяло и встала с постели.
Одела черный шелковый китайский халат с вышитым на спине драконом и села напротив.
Анатолий, следом за ней, торопливо соскочил, натянул брюки (трусы его по-прежнему валялись на паркетном полу) и тоже было уселся.
Но мать, волевым голосом произнесла...
— Анатолий, идите, понадобитесь, я позову вас.
Мужчина торопливо и оттого неловко, пробормотал...
— Ага, ага... Если что — звоните в машину, я там буду...
Подхватил трусы, носки и быстро выскочил из квартиры.
Хлопнула входная дверь, стало тихо.
Мать поправила рукой волосы, жестом, который мне всегда очень нравился — очень женственный такой, неторопливый... И спросила...
— Ну? Как же мы теперь будем жить?
Что-то произошло с ней. Еще минуту назад ее голос был просто стальным, как канат... А теперь он был растерянным, робким...
— Как мы будем жить? — переспросила она тихо, почти шепотом.
И посмотрела на меня. Огромными от слез глазами.
Наверное, именно в этот миг она поняла, что проиграла. Рискнула и проиграла. Проиграла Москву, квартиру, новую, столичную жизнь...
Она всё променяла на минутное удовольствие...
И сейчас под ее ногами разверзлась пропасть!
Ведь даже если забыть про Москву... если отбросить это... Она, жена второго секретаря райкома легла под обычного шоферюгу!
Если об этом узнает муж, он не захочет жить с ней дальше... Развод, скандал, всеобщее осуждение, презрение! Все это было легко прочесть по ее взволнованному виду.
— Как мы будем жить, сынок? — умоляюще прошептала она еще раз.
— Ты его любишь, этого Анатолия? — спросил я.
— Нет, что ты, нет, конечно же! — она даже рассмеялась сквозь слезы, — это была просто слабость, минутная слабость... понимаешь?
Она сидела напротив меня — растерянная, слабая, беззащитная... непривычная.
Наверное, ей хотелось кинуться мне в ноги, просить, умолять меня...
Но я ясно видел, что в ней это желание борется с чувством брезгливости... к самой себе! Мама презирала себя!
— Папа никогда мне этого не простит... — слезы катились по ее щекам.
— Я должен молчать, да? — мой голос вдруг стал хриплым.
— А ты не сможешь этого сделать? Я стала тебе противной, чужой?
Мама, решившись, все же подскочила ко мне, села рядом, на мягкий и широкий подлокотник кресла. И принялась гладить мои волосы.
— Но ты же мужчина, ты должен понимать такие вещи... Да, я твоя мама, но я — женщина... Слабая женщина. Увидела мужика и... не смогла устоять...
— Но ведь у тебя есть муж?
— Малыш, когда-нибудь ты поймешь меня...
Мама задумчиво посмотрела мне в глаза...
— Все мужчины делают это по-разному... И когда привыкаешь к чему-то одному, хочется разнообразия...
Я задумался над ее словами.
— Все делают... это... по-разному? Но — как?
Она снова тихо засмеялась.
— Нет, не в буквальном смысле! Просто... м-м-м, как бы тебе объяснить? Боже, ты ведь еще ребенок!
— Мама, ты хочешь сказать, мужские члены — разные?
Мама округлила глаза.
— Вот это да! Вот тебе и ребенок!
— Мама, я давно вырос! У меня уже была женщина, если ты хочешь знать!
Мама буквально схватилась за сердце! При этом пола ее легкого халата распахнулись и обнажились ноги... красивые женские ноги. Разумеется, я тут же уставился на них!
— У тебя?! Женщина?! Кто? Когда? Где?
— В лагере, летом!
— В «Артеке»?! Кто она?
— Вожатая нашего отряда.
— Вожатая... Ужас! Сколько... сколько же ей лет?
— Я не знаю... Какая разница!
(Мама не одела трусов и мне был виден ее голый животик, внизу которого маячил кустик темных кучерявых волос)
— И у вас... у вас был... секс?
— Да! Я трахнул
