времени, но: Наверное, не зря любвеобильному богу приводились лишь девственницы. Возможно, искушенные тела опытных красавиц становились не чувствительны к тонким ласкам воды.
Внутренняя стесненность не давала Лю расслабиться в мыслях, но тело, потянувшись за удовольствием, зажило своей жизнью. Зажмурившись, дабы не видеть серые балахоны стоящих над нею рекивых Слуг, девушка отдалась зову бога. Бедра ее мелко вздрагивали, перебивая такт воды. Руки, вытянутые за голову, открывали упругую грудь с устремленными вверх и отчего-то ставшими до боли жесткими сосками, упирались в борт ванны, не давая ей избежать слишком приятных волн. Голова начинала кружиться, сердце периодически замирало, а вода, раздразнив одну точку ее не привычного лона, устремлялась к другой. Не сразу Лю поняла, как ловить этот ускользающий поток, как направлять его, заставляя стекать сверху вниз, дразня ознобом восторга. Ох!
Струйка воды спокойно падала в ванну, ускользая сквозь отверстие в ее дне назад в гору и не задевая тяжело дышащую девушку. Все? Но удовольствие вспорхнуло, не успев оформиться. Решив попробовать еще раз, Лю раздвинула ноги и снова подставилась под струю. Вода заплясала на пике ощущений, обещанное блаженство судорожно зазмеилось по телу и: Конечно, было приятно, но уже по нисходящей. Отчаявшись, она села в ванной и омыла лицо. «На сегодня все», — прокаркал слегка дрожащий голос Слуги.
Кровь прилила к юным щекам, которые и без того были нынче преступно румяны. Лю вскочила, завернулась в поданную огромную простыню, и обнаружила, что ей жарко. Резкий порыв вызвал головокружение, девушка опустилась на край уже не холодной ванны и выпила поднесенной ей воды.
Это было в начале. Еще двадцать восемь раз придет она сюда. Еще успеет выучить не столь хитрую науку любви водой. Еще: Лю пересилит стыд, перестав замечать жрецов. Научиться не упускать блаженство, удерживаясь из последних сил под бегущей стихией и отдыхать лишь тогда, когда тело насытится от сладких содроганий. Ее душу начнет охватывать истома предвкушений, еще от вида и журчанья струй, а камень холодить приятно кожу. И за один приход она сумеет по два-три раза биться от восторга. Еще увидит Лю и удивится над головою в ванной кусок неба, там даже днем кружиться станут звезды, и проникать сырой осенний ветер. Так вот из-за чего не любят девы бросаться к богу в это время года, ну а зимою воды замерзают.
«Еще двадцать восемь раз придет она сюда, но начало положено», — подумал Иней, — «Эх, было бы продолжение». Вот уже семь лет, как великий, златотечный, любвеобильный Рек стихии водной не подарил смертной женщине ни одного сына, да что там, и девочек то не рождалось. За что?!
Мрачность скреблась на душе у Инея. Он был свят, в его служение Старые Кирки только приумножили рвение и богатство. Ничего, что могло бы прогневать бога. Ну, или почти ничего. Давно, очень давно, двадцать шесть лет назад: Но ведь Рек не является только семь! Или для бессмертных двадцать лет, что один миг?!
Еще в юности Иней отличался фанатичным служением стихиям, зрелость встретила его в лице помощника Верховного слуги самого Фортеля. Единственным грехом своим считал он стремление достичь вершин служения, но оправдывал сие не корыстью, да карьерою, а необходимостью иметь возможности для просветления народа, к коему он особо способен был.
В Тот год Инею намекнули, что Верховный слуга Верховной Стихии мудрейший Оги стар и слаб, и кроме него, благочестивого, ни о ком на этот пост и не мыслят. Сам великий охотно уединялся с предполагаемым приемником для бесед, делился опытом и тайнами. Иней впитывал премудрость на лету, старец бал доволен. И только раз пробежала тень по челу его, когда спросил он, прищурившись и пронзив взглядом: «А неужто не понимаешь сам то?» Иней ответил честно. Но мудрейший не стал объяснять: «Думай, не поймешь, отдам вместе с жезлом».
И
