спрятавшийся в этих роскошных зарослях клитор.
Наконец отыскав его, Гита прижалась к раскрытой маминой писе и, не спеша, стала облизывать клитор. Мама с каждым движением бедер пыталась буквально впечатать свою щелку в мокрое от непрерывно текущего оттуда сока лицо Гиты.
— О-о-о-о! — застонала она, кончая.
Однако «тетушка» не остановилась на этом, и довела маму до второго оргазма мощностью двадцать баллов по десятибалльной шкале. Затем она сменила позицию и устроилась на маме сверху, как мужчина на женщину и стала энергично тереться своей выбритой о мамину волосатую. Ее мощные ягодицы так и ходили «туда-сюда». Мама подмахивала ей с той же скоростью. Было видно, что она за всю жизнь не испытывала такого удовольствия, и старалась восполнить этот пробел. Женщины вошли в раж и двигались все быстрее и быстрее, хрипя и подзадоривая друг друга. Кончили они одновременно. Я тоже не смогла удержаться и, сунув руку в трусы, стала ласкать себя, не отрывая взгляда от извивающейся парочки.
— А-А-А-А-А! — не знаю, кто из них кричал громче, но их вопли звучали для меня, как музыка.
Когда женщины обессилившие растянулись на постели, я тоже кончила и, не сумев сдержать чувств, взвизгнула:
— Ой-ой!
Какая же я дура! Они обе посмотрели в сторону двери, и мама быстро прикрылась. Она покраснела от злости и стыда, и не поднимала глаз. Еще бы я поймала ее, занимающуюся любовью с другой женщиной. Гита в отличие от нее сохранила спокойствие, лежа передо мной абсолютно голая, мокрая от пота.
— Иди к нам, милая! — сказала она.
Я медленно вошла в комнату.
— Детка, мы с твоей мамой давние подруги, сейчас делаем то, чем занимались раньше. В этот нет ничего плохого, дорогуша, наслаждение есть наслаждение, неважно с мужчиной ты его испытываешь или с женщиной.
Она ясно давала мне понять, что маме совершенно незачем знать, что мы уже трахались с ней до потери сознания. Я решила подыграть ей:
— Мне ужасно неловко, но я проснулась и, не увидев маму рядом, пошла, искать ее.
— Все нормально, а теперь вы обе — мать и дочка — сядьте возле меня, — скомандовала «тетушка».
Мама, все еще не решаясь, поднять взгляд села рядом с Гитой, которая начала раздевать меня. Когда я осталась совсем голая, она нежно поглаживать все мои чувствительные местечки. И тут я заметила, что мама украдкой смотрит на мое тело — она впервые видела меня обнаженной после того, как я из угловатой девушки-подростка превратилась в молодую женщину.
— Дорогуша, разве тебе не хочется увидеть какая у тебя красивая дочь? — спросила ее «тетушка».
Мама наконец-то смогла посмотреть мне в глаза, но ничего не сказала. Однако я увидела, в ее взгляде гордость — ей было приятно, что ее дочь выросла красавицей.
— Давай вместе посмотрим на нее, — сказала Гита маме, стаскивая с нее простыню, которой та прикрывалась.
Я поднялась с кровати и встала посреди комнат, а они сидели передо мной, причем Гита пощипывала мамины набухшие соски. Осмелев, мама просто пожирала меня глазами.
— Милая моя, а что тебе больше всего нравится в дочери, — спросила «тетушка» маму.
— Ну: ну: та штучка, ниже живота, — она замялась с ответом.
— Нет, как мы это называем.
— Пися.
— Хорошо, а ты заметила, что у нее там нет ни одного волоска.
— Да, мне это так нравится.
— А почему ты сделала это, дорогуша? — поинтересовалась у меня Гита.
Я поняла, что совершенно не нужно отвечать, что это «тетушка» побрила меня:
— Я только вчера побрилась, хотя привыкла делать это каждые две недели.
— Но почему? — удивленно воскликнула мама.
— Таково правила в нашем общежитии, в качестве профилактики кожных заболеваний все девушки должны брить лобок и подмышки.
Немного похоже на правду.
