Её звали Люба...
Он встретил её в парке, когда промозглая осень сорвала последние одежды с несчастных деревьев, и вволю поливала их дождем. Вот и тогда моросило, что-то мерзкое, холодное...
Он пил пиво, морщась после каждого глотка — болело горло, а пиво как назло было холодным. Порывы ветра шевелили длинные кудрявые волосы, которые уже через один были седы. Ветер пытался сорвать и шляпу, которую, в конце концов, пришлось снять и убрать в пакет... Позавчера ему исполнилось 22... Друзья так и не пришли, подруг он тоже давно не видел... Впрочем, друзей как таковых у него не было, так как они все его предали. Ну да речь не об этом.
Допив пиво, он собрался выкинуть пустую бутылку, да так, чтобы она разбилась о дерево. Размахнувшись со злостью, он почувствовал чью-то маленькую теплую влажную ладонь, охватившую его грубую лапу. Он обернулся. Это была она...
— Не выбрасывайте, — приказала она тихим голосом.
Русые волосы падали на алые от холода щеки. Большие глаза смотрели на него без какого-либо намека на эмоции. А его пронзительные глаза выдали начавшийся ступор. К счастью он быстро прошел, но рука уже успела разжаться и бутылка, упав на бордюрный камень, разлетелась на тысячи осколков. Звон от этого удара эхом прокатился по его голове и вывел из ступора.
— С вами всё в порядке? — спросила она.
— Да, да, — захлопав глазами, сказал он. — Я... куплю ещё.
— Да ладно уж, — девушка заулыбалась.
— Нет, — он от чего-то заволновался. — Мне все равно надо.
...
— Подождите секунду, — сказал он, попытавшись улыбнуться. — И тогда пойдем.
Девушка с интересом проводила его взглядом, когда он отошел за дерево. С интересом она прислушалась к журчанию и наблюдала за паром, пошедшим по ветру. При этом она со звоном поставила сумку с пустой тарой на землю. Послезавтра ей исполнится 69... Родители подарят роликовые коньки, придут подруги. Мальчик...
— Ну, вот и всё, — виновато улыбаясь и ещё раз проверяя на ходу, застегнута ли у него ширинка, сказал он. — Пойдем.
Они пошли по засыпанной начавшими гнить и разлагаться листьями асфальтовой дорожке.
— Я помогу? — спросил он, показав на сумку с бутылками.
— Ладно, — она остановилась, чтобы передать свою ношу.
И снова теплые пальчики скользнули по холодной и мокрой от мороси руке. Он мельком глянул на девушку. Потом, оценив вес сумки, спросил:
— Удачный сегодня день?
— В смысле? — не поняла она и даже слегка покраснела.
— Я о бутылках. Много удалось насобирать? — он тоже покраснел, поняв, что задал вопрос только чтобы услышать её голос.
— А-а-а-а! — протянула она и усмехнулась. — Нет! Летом куда больше удается.
— Тогда те, — он запнулся. — Вам надо бы зайти ко мне. У меня этих бутылок тонна.
— Да ладно, — её щечки снова запылали стыдливым румянцем. — Давай уж на «ты». А бутылки я, наверно, и в самом деле заберу.
— Правда? — он чуть не задохнулся от внезапно нахлынувшей радости. — Эт» хорошо! Эт» правильно!
Они подошли к ларьку. Он полез в карман за деньгами.
— Ты какое пиво будешь?
— Вообще-то я не хочу, но раз ты угощаешь — тогда «Старопрамен».
Он сунул свое лицо в окошко и, переборов ненависть к черножопой морде, что там сидел, выдал сквозь зубы:
— Две «Старопрамен».
— Сэчас, сэчас, — засуетился продавец, как бы назло нервируя его своим произношением.
— Сука черножопая, — сказал он, отвернувшись и даже не взяв сдачи.
Они шли, потягивая пиво. Шли по серым асфальтовым дорогам. Пересекали унылые пустые дворы с покосившимися от дождя деревянными строениями. Наконец, подошли к кирпичной хрущевке, из мрака подъезда которой раздавалась капель.
— Вот и приехали, — мрачно сказал он, потеряв на мгновение
