— сказал я и надавил на спину одной рукой, другой поддерживая ее живот, чтобы она не встала на четвереньки. Упираясь о стену она наклонялась все больше и больше. Я присел, мы смотрели друг на друга молча, она — наклонившись и широко раздвинув ноги, я на корточках, безлично улыбаясь, оглаживая ее зад и играя ее клитором. Смотря ей в глаза, набрал полный рот слюны и плюнул ей на щель, она дернулась и громко сглотнула. Наконец, я залез и языком, от ее задницы, как и от задниц всех вечно немытых христианок Франции, сильно воняло, но я уже привык к этому. Она вытянувшись встала на цыпочки.
— ИИИИЙ — из-за неожиданного, тонкого визга и одновременно начавшихся рыданий ее сестры, я чуть было не кончил. Сделав пару глубоких вздохов, успокоился и поднялся, она завозилась пытаясь тоже встать, но я звучно шлепнул ее по заду — Стоять! Она замерла тяжело дыша. Повернувшись к ее сестре, я увидел зареванную мордочку, глаза, с ужасом наблюдающие за мной, и руки, локтями вперед, прижатые к лицу.
— Иди сюда ближе, будешь смотреть — сказал я, она мелко-мелко закивала и шатаясь подошла к нам.
— Опустись и смотри на него, — я положил руки ей на плечи и заставил присесть. Она со страхом смотрела на бурый от прилившей крови член, дергающийся и уже смоченный.
— Сейчас я засуну его в твою сестру, а через некоторое время и в тебя, потому смотри и не бойся, здесь не ничего страшного — Она завороженно переводила взгляд от члена к уже готовому, мокрому вместилищу своей сестры, смотрела на меня и снова на член. Я ткнул членом ей в лицо, она отшатнулась и смеясь я повернулся к Элен.
Расправив губки я приставил член и медленно, но сильно надавил. Она под мной завозилась, вынужденно упираясь о стену, я ослабил нажим затем надавил сильнее и сильнее, она упиралась, стараясь не встать на голову. Наконец я надавил что есть силы и она заорала, чуть ли не басом — ОЙАААА! Мой член пошел глубоко и свободно, она задергалась, попыталась выскочить из-под меня, но я фиксировал ее зад крепко и не дал свободы. Она внизу горько и жалобно заплакала, а я начал накачивать ее, сначала медленно и нежно, затем все сильнее и сильнее. У нее было там глубоко, но я доставал до самого донышка и ощущал, что ее как бы чуть пробивает всякий раз, как я достаю. Наконец я почувствовал и отдачу — она начала неосознанно поддавать, ее животная суть сама включилась в игру тел. Одной рукой невесомо лаская клитор, другой лаская спину от шеи к заду, я качал и качал ее. Она же сначала неумело, затем уже приноровившись, подмахивала в такт, не переставая громко рыдать.
Казалось, что время остановилось, был ритм, она, ее плач...
Но сильно сожалея, я все-таки решил сильно не затягивать на первый раз и перестав контролировать себя, дал волю — после нескольких мощных фрикций я весь в нее излился.
Со стоном и обессиленный я опустился у ее пузырящегося зада и неожиданно встретился со змеино-внимательным взглядом ее младшей сестры, которая, как я уже заметил, была в трансе, и чуть ли не носом сопровождала все наши движения.
Элен, опираясь о стену, медленно разогнулась и начала рыдать уже совсем не сдерживаясь, широко открывая рот и как-то по детски беспомощно махая на меня рукой.
На ее опушенном коричневым треугольнике, маленькими рубинами блестели несколько капелек крови, пленка спермы и смазки лоснилась и спереди. Она была прекрасна, как надломленная роза: щеки ее горели от стыда и горя, разметавшиеся волосы в зыбком свете свеч, и ее искренние, такие милые родные глаза в слезах...
Я наконец нашел! Я снова уловил это миг!
Только что, она была для меня не более чем приятным куском мяса, долгом и, если честно говорить, простым средством отвлечения от страха, но этот миг все изменил — я должен был теперь видеть ее, без ее глаз, без ее голоса, не было мне жизни!
... Десять лет назад, на холодном утреннем подъеме каравана,
