с Викой. Как ты можешь это терпеть?
— Терплю, значит могу
— И долго ты так будешь терпеть?
— Долго, всю жизнь.
— Глупая, я тебе совсем не нужен. Я же такая сволочь, ты обо мне ничего не знаешь. Здесь обо мне вообще никто ничего не знает. Вот чувствуешь, (он взял её руку и приложил к своей спине) у меня три дырки в спине, один раз мне вообще чуть почку руками не выдрали, а если бы вот эта пуля на сантиметр левее прошла, я бы сейчас в инвалидной коляске катался. Помимо этого у меня две дырки в голове. Тебе это всё надо? Меня же могут убить в любой момент.
— «Нам вчера прислали из УГРО дурную весть...»
— Кстати, это моя любимая песня. Ну, и что ты тогда будешь делать?
— «И ударом в сердце окончит дни свои,
И в одной могилке будут спать они».
— Дурочка, зачем тебе себя губить? Не связывайся со мной... Вот, я на тебя смотрю, на все твои поступки — какой же ты ещё ребёнок, совсем маленькая. Это же детство!
— Да, наверное, ты прав. Но одно я для себя давно и навсегда решила... я хочу, чтобы первым моим мужчиной был именно ты.
— Я, такой страшный, длинный, такая тощая сволочь? У тебя, милой девочки, первым мужчиной, зачем? Почему именно я? Аргументируй.
— Просто я считаю, что это должен быть любимый человек.
— Кто любимый человек? Это я-то, ха-ха, не смеши меня. Ты не можешь меня любить.
— Почему?
— Потому что я не тот, потому что я не могу ответить взаимностью. Я не признаю любовь — она проявление слабости, а я никогда не проявляю слабостей.
— Пусть так, пусть ты моя слабость. Но я хочу, чтобы это был ты, а не Валерий Борисович или ещё кто-нибудь, я хочу именно тебя!
— Это детство! — отрезал он.
— Не знаю, мне кажется, детство было, когда парень говорил «да», а я — «нет», а теперь так странно... я согласна, а ты не хочешь...
— Чего не хочу?
— Опять двадцать пять. Меня не хочешь.
— Это ты зря, я, может быть, очень хочу, просто я себя контролирую...
Она только сейчас почувствовала, как напряжено всё его тело, только сейчас поняла, как он её хочет. Но он терпел. Зачем он это делал? Наверное, потому что не проявлял слабостей.
— Лёша, это глупые отмазки, хватит мучить и себя и меня!
— Ты так думаешь? Я же сказал, это детство.
— Не спи, оно кончилось.
— Где? Здесь? — и он ласково провёл рукой по её бедру, пошёлся пальцем, а затем и яязыком по разгоречёному клитору.
— Там-то, как раз, — нет. Ты же это знаешь, я имела в виду вообще.
— Милая, детство пройдёт, когда ты будешь кричать «нет», но на это никто не обратит внимание. Не все же так по-джентельменски относятся к девушкам. Кстати, ты, что не боишься щекотки?
— Боюсь, но только на пятках.
Он снял её босоножек и начал щекотать, как она ни старалась, через минуту она уже извивалась и тихо смеялась, потому что громко было нельзя. А его это всё больше заводило.
— Вот видишь, ещё одно проявление слабости. К тому же здесь не гигиенично заниматься сексом, и вообще это как надо девушку растянуть в такой позе?!!
— Ты меня всё равно не убедил.
— Что, неужели так хочешь?
— Угу.
— Ну, если очень хочется, то можно.
Он начал её бешено целовать. «Любит, любит, любит» — твердила она про себя. Как же с ним хорошо, как ни с кем другим. Всё его тело было напряжено, миг блаженства для него почти наступил... Ещё секунда... Она уже чувствовала боль... Но краем глаза она уловила какое-то движение за стеклом. Она повернула голову и увидела приведение. Это была женщина в белом махровом халате, с волосами и лицом того же цвета. То ли от неожиданности, то ли от количества выпитого, но она не сразу узнала его мать.
— Лёша, Лёшенька, милый, что же теперь будет? Она лежала на животе, голой спиной кверху, и не могла
