21.00
Квартира, задуманная как гнездышко, но напоминающая логово. Звонок в дверь.
— Привет. Хорошо выглядишь, — сказал Он, открывая, — Я соскучился.
И подумал: «Нет. Поручать обе фуры Степанычу не буду. Поворовывать стал, сукин кот...»
— Спасибо, — сказала Она, снимая плащ, — А у тебя усталый вид. Что-нибудь случилось?
И подумала: «Не забыть потом заскочить в дежурную аптеку. Аспирин, валидол и эти... как их...»
— Случилось. Моя киска опоздала на пять минут — и мир стал крениться набок, — сказал Он, доставая бутылку вина, — Еще семь минут, и стало бы одним «Титаником» больше...
«А кому, кроме Степаныча?... Чужим — боязно, среди своих он лучше всех...»
— Прости, Котик... — сказала Она, забираясь в кресло по-детски, с ногами, — Я ведь у тебя деловая женщина...
«Как же называются эти таблетки?... Надо позвонить маме, спросить еще раз...»
— Просить прощенья на коленях тебе, рабыня, суждено... — промурлыкал Он, наливая полные бокалы, — Но прежде... Вот... Твое вино...
«А со Степанычем поговорить за бутылкой водки, набить морду по-дружески, не сильно, может, и исправится... Решено. Завтра же... Чтобы товар не стоял...»
— Ах, государь, — Она потешно заломила руки, — И без вина душа раскаянья полна...
«Мама что-то совсем расклеилась. Надо сегодня пораньше вернуться... А завтра повожу ее по нормальным докторам, хватит уже в поликлинике уродоваться...»
— И все же — выпей для начала. А потом приступим к покаянным процедурам, — Он подал ей личный пример, двумя глотками осушив свой бокал.
«Дрянь вино... А девчонка хороша... А Степаныч — сукин кот, завтра с ним разберусь»
— За тебя, Котик... Расти большой... — Она тоже выпила залпом и закурила, ожидая опьянения, как поезда в метро, чтобы продремать на лавке до конечной.
«Сладкое вино, тьфу... Сколько раз ему говорила, что не люблю такое!»
— Еще? — Он потянулся за бутылкой.
«Тихо сидим. Надо музыку поставить...»
— Конечно, милый. Ты же знаешь, как я люблю сладкое! — Она взяла бокал в свободную от сигареты руку и чередовала бесполезное с неприятным, улыбаясь.
«А Котик, похоже, и впрямь устал... Напрасно приехала... И в аптеку не заскочила...»
22.30
Весь подъезд, от охранника на первом этаже до уборщицы на чердаке, слушает Гарри Мура. Наши герои допили вторую бутылку вина и только что устали танцевать.
— Ну, что ж, — сказал Он, садясь в кресло, — Время покаяния пришло...
И подумал: «Надеюсь, сегодня она не будет кусаться...»
— Я готова, мой господин, — Она опустилась на колени в позе кающейся грешницы. И даже сложила ладони вполне благопристойным образом. Только кусочек живого теста, который она принялась раскатывать, был из другой оперы.
«В лесу родилась... елочка... в лесу она... росла... росла... так... так...»
— Съешь меня, — улыбнулся Он. — Так, кажется, говорил пирожок?
«Надо сделать музыку потише... Мешает...»
— Да. Вот только понять бы, какая сторона — уменьшительная, а какая — увеличительная... — Она лизнула его «пирожок», больше похожий на гриб, сначала с одной, потом с другой стороны шляпки...
«Пора подстричься. Надоело отплевываться от собственных волос...»
— С какой стороны ни лизни — увеличится... С какой ни укуси — уменьшится... , — пробормотал Он севшим голосом...
«Господи, какая пошлость... гадость... дрянь... Любимая сказка дочки...»
22. 45
Возня на полу в кромешной тишине.
— Милая, родная моя... — прошептал Он, жмурясь от света в конце тоннеля, по которому толчками вел своего крота...
И подумал: «Милая, родная моя...»
— Милый, родной мой... — эхом откликнулась Она, сочась сладкой берестой вокруг его ствола...
И подумала: «Милый, родной мой...»
23. 15
Бокал вина «на посошок», сигарета просто так, тишина.
