чем не бывало внимательно ее изучать, так и не забрав у Никиты зайца.
Теперь они стали похожи на ожидающую начала посадки семью с ребенком, роль которого играл хамоватый зайчишка. Поразительно, как почти ничего не сделав, девушка уже получила Самолетова в свое полное распоряжение. У Никиты теперь не было и тени сомнения, кто будет дальше тащить два ее здоровенных чемодана.
— Что они говорят? — спросил он.
— Сейчас начнут. Хотя они опаздывают уже на полчаса, а я безумно голодна.
— Кстати, меня зовут Никита, — поняв, что пришло время познакомиться, сообщил Самолетов.
Девушка, не отрываясь от записной книжки, спокойно ответила:
— Друзья зовут меня Текилой — догадайся, почему.
— Ты любишь текилу?
— Молодец! — наконец улыбнулась в первый раз девушка не только губами, но и уголками сузившихся глаз. И тут Никита понял, что серьезно влип, настолько эта улыбка была обезоруживающе мила — как гримаска непредсказуемой судьбы.
Между тем к стойке уже вилась небольшая очередь, которая с каждой минутой пополнялась все новыми и новыми сосредоточенно-озабоченными пассажирами. «Господи, — подумал Никита, — еще полчаса назад все они были такими милыми и приветливыми людьми, но стоило им встать в очередь к стойке с надписью «аэрофлот», где стояли две неулыбчивые тетки, как их словно могильным холодом обдало». Впрочем, Никита ощутил, что и сам сделался напряженно-хмурым, как только подтащил к хвосту очереди чемоданы своей новой знакомой. Он попробовал было улыбнуться стоящему впереди мужчине в дорогом атласном костюме, которого он нечаянно задел одним из чемоданов, однако улыбка получилась только со второй попытки, да и то какая-то неестественно вымученная.
— Сорри, сэр! — почему-то по-английски извинился он.
Мужчина что-то хмуро и неразборчиво буркнул, после чего достал из кармана перстень-гайку с платиновой печаткой и массивный золотой браслет и стал сосредоточенно прилаживать все это на правую руку.
Зарегистрировав билеты, Никита, с сумкой через плечо и с двумя чемоданами на колесиках, вместе с Текилой переместился к контрольно-таможенной службе, которая была последней инстанцией перед залом ожидания и самолетом. По обыкновению, она состояла исключительно из вьетнамцев, с явным трудом изъяснявшихся по-английски. В России посчитали бы, что в аэропорту этот вид деятельности выкупила вьетнамская мафия — хотя ясно, что никакой выгоды здесь получить нельзя. Скорее, наоборот: никто, кроме азиатских иммигрантов, не захотел подставляться под рассеянные лучи рентген-контроля.
Как только Самолетов предъявил сумку к досмотру, его отозвал в сторону шустрый вьетнамец, едва достающий Никите до груди, который потом долго водил по всем углам сумки каким-то прибором, подозрительно вглядываясь в индикатор.
«Что ж у меня такое с внешностью, — озадаченно подумал Самрлетов, — что на границе еще ни разу не было случая, чтобы та или другая сторона меня не шмонала? Вот и выбери тут имидж для путешествий по свету: будешь похож на бандита — тебя нормальные люди будут бояться, а будешь похож на нормального — грабители начнут приставать «.
— О'кей, — наконец, кивнул вьетнамец и махнул рукой, показывая, что все в порядке и можно проходить на посадку.
— Простите, а что вы так тщательно искали? — раздираемый любопытством, поинтересовался у таможенника Никита.
— Да так, ничего особенного... Динамит!
— А-а, — понимающе кивнул Никита и, подхватив сумку, поискал глазами Текилу, которая со своими чемоданами в очереди на досмотр была прямо за ним.
К своему удивлению, он нашел ее скучающей и глазеющей по сторонам у стойки контроля, в то время как все узкоглазые таможенники сгрудились у экрана рентген-контроля и, глядя на него, о чем-то громко спорили на своем
