Жаркий летний день, городской парк...
Мы с Олей решили покататься на лодке. К тому времени, когда мы, отстояв приличную очередь, получили свой номерок, небо уже изрядно затянуло тучами. Это, однако, никак не поубавило нашего желания. На причале, однако, лодок не оказалось — только катамараны. Скрепя сердце мы согласились на предложение взять катамаран вместо лодки. Подул легкий ветерок, небо еще больше нахмурилось. Все лодки и катамараны начали разворачиваться и плыть к причалу. Мы единственные гребли в центр озера, подшучивая над боязливым народом. Гром грянул так неожиданно, что мы оба подскочили. И вслед за этим полило как из ведра. Такого ливня не помнят даже старожилы нашего городка — ветром выворачивало с корнем деревья, а центральные улицы залило так, что невозможно было проехать. В это время мы с Олей находились в центре городского озера, за 300 метров от ближайшего берега. Дождь лил так, что невозможно было не только определить направление, но и даже рассмотреть циферблат часов.
Молнии ударяли почти каждые 10 секунд, а за ними незамедлительно следовал сильнейший раскат грома. Надеясь, что нас не развернуло, я греб в предварительно выбранном направлении к мостику, под которым мы надеялись найти хотя бы временное пристанище. Я мысленно поблагодарил Бога, что судьба дала нам катамаран, а не лодку, которую залило бы в считанные минуты. Легенькое ситцевой платье Оли промокло насквозь, соблазнительно очерчивая упругие бугорки. Когда мы, наконец то из последних сил, догребли до моста ветер был такой что приходилось одной рукой держаться за стальные балки, чтобы не снесло катамаран. Кругом бушевала стихия. Страшно было настолько, что казалось сердце, выскочит из грудей. Когда ветер немного стих, мой взгляд опять упал на четко очерченные под платьем груди... Когда ветер немного стих, мой взгляд опять упал на четко очерченные под платьем груди. Оля поймала мой взгляд и зарделась — но в ее глазах я прочитал такое же сильное желание.
Она села ко мне на колени, и мы начали целоваться — под шум дождя и грохот грома. Одной рукой мне приходилось удерживать катамаран, поскольку порывы ветра так и норовили вырвать его из нашего убежища. Такого дикого, безудержного и неконтролируемого желания, сравнимого разве что с животной похотью мы до этого не испытывали. Наши движения были резкими и сумбурными. С «надцатой» попытки мне удалось одной рукой расстегнуть молнию сзади на платье, и тогда я зубами потянул бретельку вниз. Моя мокрая щека касалась ее кожи на шее, слегка подрагивающей от возбуждения. Я стянул платье настолько, что оголился ее сосок — мокрый и твердый, в капельках влаги. Я нежно слизнул эту влагу, ощущая языком эту непередаваемую словами нежность, пытаясь губами согреть его. Оля застонала от наслаждения и уже сама оголила вторую грудь. Мир вокруг вдруг перестал существовать — исчезли гром и молнии, и даже не ощущалось что мы насквозь промокли.
Я покрывал ее груди страстными поцелуями, а она расстегнув мне рубашку, прижалась сосками к моей мокрой груди. «Войди в меня прямо сейчас» — прошептала она мне на ухо, и я понял, что мы уже не в силах себя сдерживать. Моя рука скользнула ей под платье и оттянула в сторону трусики. Мой палец ощутил горячий и влажный бугорок и начал его нежно массировать. Оле это доставляло невиданное удовольствие — она немножко приподнялась и прогнулась назад, дав моей руке большую свободу действий и одновременно подставляя под мои поцелуи то один, то другой сосок. Продолжая массировать ее бугорок большим пальцем, я осторожно ввел указательный и средний в ее лоно и начал ими ритмично двигать. Оля вскрикнула и вцепилась мне в волосы. Спустя мгновение, я ощутил, что ее руки расстегивают мне ширинку и выпускают на волю мой член, который уже невыносимо болел от таких безумных игр. Оля вдруг с усилием оторвалась от меня и
