5-й километр от Города.
— Милый, давайте откроем все окна? Кажется, уже можно дышать...
— Давайте сначала доедем до седьмого километра.
— А что там, на седьмом километре, старый вы каббалист? Черта магического круга?
— Нет. Просто там начинается лес, и в воздухе меньше пыли.
Он спокойно смотрел вперед, держа руку на рычаге коробки передач, в опасной близости от Ее бедра. Конвейер дороги проносил мимо глаз деревья, голосующие беспалыми сухими ветками. Ему было хорошо. Он ехал домой. От этой мысли не отвлекали ни Ее щебет, ни притаившийся сзади Город... Впереди, совсем недалеко, стоял Дом, с которым Он давно уже не виделся.
Дом, на задворках которого до сих пор скачет курносый мальчишка, распугивая голубей и домовых. Старый Дом, съехавший набок, как фуражка с лихого казацкого чуба. Когда-то он был молод, слаб, и мальчик любил меряться с ним силами. Забрасывал снежками, расшатывал перила, топал что есть сил по крыше. Дом кряхтел, но терпел. Он уже тогда был добрым, даром что молодым, домом. И ни разу не навредил мальчишке, который нарывался на это ежедневно, как только мог. Не уронил с крыши, не прокатил по лестнице, не подставил ступеньку у порога... Не порезал разбитым оконным стеклом...
7-й километр.
— Ага, вот и лес... Теперь можно?
— Да, — Он улыбнулся, — Теперь можно.
— Люблю, когда вы улыбаетесь. Становитесь совсем другим человеком...
— Не ищите ручки. Вот тут на панели кнопочки, нажмите их — и все...
— Здорово! — Она взяла на клавиатуре кнопок неслышный аккорд, стекла дружно поползли вниз, и зачем-то включилась аварийная сигнализация.
— Это уже лишнее, — Он выключил аварийку и посмотрел на Нее. — Ну что, так посвежее?
— Еще бы! — Она тут же достала сигарету и закурила. — К такому воздуху сразу не привыкнешь. Нужно постепенно... А то голова закружится с непривычки!
Он тоже закурил, искоса поглядывая на Нее. Она, положив ногу на ногу, откинулась в кресле и смотрела в окно. За окном, не оглядываясь, куда-то бежали деревья.
— У вас нет ничего выпить? — вдруг спросила Она. — А то голова все-таки закружилась, нужно раскрутить ее в обратную сторону...
— В бардачке лежит бутылка вина. Сможете сами открыть? — Ему не хотелось останавливаться.
— Конечно. Чем?
— Там же лежит нож, увидите.
— Да, вы — удивительно галантный кавалер. Бокала я, вероятно, не найду в вашем бардачке.
— Нет. Пейте из горлышка — меньше расплещется...
— Вы жадина и грубиян. Я с вами не дружу...
— Не сердитесь. Космонавты вообще из тюбиков питаются...
— Ладно, ладно... Не выкручивайтесь. Будете глоток — другой?
— Нет, куда мне... Я за рулем. Впрочем, глоток — можно. Давайте.
Первый раз он выпил вина там же, в Доме. Неизвестно, кто из них опьянел больше, но оба пустились в пляс, и черно-белые фотографии красно-белых предков чудом удержались тогда на стенах. Поутру не досчитались одной ступеньки, а уж сколько с крыши слетело черепицы, так никто и не узнал. Они с Домом были заговорщиками и не делились со взрослыми своими маленькими тайнами. Поутру оба болели, и Дом наскоро слепил облако, которое выжал дождем на две похмельных головы.
10-й километр.
— Какой ветер! Вы не простудитесь?
— Нет, ничего. — Он сделал еще один глоток и не добавил: — Он меня вылечит в случае чего.
— Кто «он» — не спросила Она.
— Мой Дом... — сказал Он вслух.
— Что «ваш дом»? — Она удивилась. Глаза блестят, юбка ползет вверх, медленно, как штора в старом кинозале...
— Ничего. Мой Дом вам понравится. Там уютно...
Хорошо, что ты меня не слышишь, старина... Сказать про тебя «уютный»... Да... Не волнуйся, я все помню. И как ты умеешь лечить, я помню тоже. Хорошо, что бабка настояла тогда, чтобы
