спокойнее.
— Понимаешь, Дан, лететь стоит лишь за тем, чего у тебя нет и чего тебе ужасно хочется.
— Значит за мечтой?
— Пожалуй. На нашей планете есть все — утонченные искусства, совершен-ства техники. Но нет на ней восхитительного цветка, который есть на вашей мо-лодой планете и больше нигде. Этот цветок — любовь. Знаешь, как в других мирах происходит зачатие? В стационаре, с помощью медицинских инструментов, с одной целью — получить плод. И если по какой-то причине это не удается, все расстраиваются. Очень прозаично, правда? У вас иначе. Влюбленные не думают о плоде, любовь отпочковалась от беременности, деторождения, поднялась над физиологией и стала таинством.
Еще девочкой я читала в наших книгах, что земная любовь — самое сладос-тное и самое горькое из всех чувств, какие только есть во Вселенной. И я мечта-ла испытать это колдовство сладости и горечи.
— Значит, ты прилетела за любовью?
— За мечтой, Дан. И здесь я встретила тебя... — она так нежно посмотрела на меня, что на какой-то миг я забыл о неизбежной разлуке.
— Во мне нет ничего особенного, Лили, — смущенно пробормотал я.
— И это восхитительно, именно это поражало меня в детстве, как можно полюбить человека и не знать, за что? Просто за то, что он есть. Я не верила, что такое бывает. Но случилось же!
Лили, ласковая и прекрасная, прильнула ко мне, и я почувствовал свежий аромат ее дыхания.
— Пережив первую влюбленность в тебя, — продолжила девушка, — я испила из горькой чаши, я узнала, что такое ревность. Я была в баньке, когда вы с Эллой...
Девушка вдруг порывисто отвернулась от меня:
— Это было ужасно, я ходила как сумасшедшая по лесу. Противный! — она вдруг чмокнула меня в щеку. Я покраснел: — Но ведь и ты не осталась в долгу...
— Я читала, что измена — лучшее лекарство от ревности. Но оказалось, что это не так.
Мне стало еще хуже...
— А этот егерь... — начал было я.
— Молчи, — перебила меня Лили. — Тогда я решила стать на время Эллой. Повторить все то, что у вас было, и в той же баньке. А сейчас я поднялась на вершины блаженства, недоступные рациональному разуму жителей нашей пла-неты. Я люблю, Дан, — она пылко расцеловала меня.
— Лили, когда ты должна лететь?
— Не позже завтрашнего утра, Дан.
— А как же я? Я умру без тебя, любимая!
— Дан, я знаю, я преступница. Я виновата перед твоим и перед своим ми-ром. Я не должна была этого делать. В наших книгах написано, что землянин по-гибает от любви к инопланетянке, его сознание парализует мысль о космиче-ской бездне, а сердце не выдерживает разлуки. Поэтому ваша планета объявле-на заповедником.
— Чтобы сохранить цветок? — горько усмехнулся я.
— Космическая полиция не дремлет. То, что вы принимаете за НЛО, их пат-рульные корабли. Их много.
— Что они с тобой сделают, Лили, если обнаружат?
— Об этом даже не хочется говорить, Дан. Это намного хуже вашей смерт-ной казни. Меня расщепят на атомы.
— А что сделают со мной?
— Ты под охраной заповедника, тебя не убьют, но сотрут из памяти все, связанное со мной.
— А если мне легче умереть с мыслью о тебе, чем жить с обрубленной памятью?
— Они никого не спрашивают, Дан. Я знаю, мне не следовало прилетать сюда, ломать твою жизнь, любимый.
— Знаешь, Лили, я как-то задумался, что хорошего было в моей жизни, ка-кие ее моменты я хотел бы пережить дважды? Я думал, наберутся месяцы, а оказалось — всего двадцать минут. Из них три с Эллой. И еще кое-что, о чем ты не знаешь. Вот и все. Остальное не стоит того, чтобы о нем вспоминать. А с то-бой я уже столько часов. Это больше, чем отпускается простому смертному. Нет, Лили, что бы ни случилось, ты не должна упрекать себя...
Я не закончил. Вспышка, более яркая, чем молния, озарила
