ноги сняла, нагнулась, как он просил. Понимаю, что положение унизительное донельзя. И что он нарочно так со мной поступает, чтобы совсем со стыда сгорела. А куда деваться? Попой к нему стою, не вижу, что он делает. Да и не слышу толком — кровь в ушах и так стучит, а тут ведь еще нагнулась. Вдруг чувствую, прямо губок раскрытых что-то касается. Выпрямилась сразу. Это Борис, оказывается, тихонечко подкрался и пальцем там провел. Как встала, обнял меня крепко, губами мой рот ищет. Ну, это хоть по-человечески. Уворачиваться не стала, конечно, — глупо. Ответила. Целует взасос, языком по нёбу шарит, а руки по мне гуляют, и довольно чувствительно. Одна грудь щупает, до боли сжимает, сосок крепко теребит. Другая между ног забралась, гладит там, волосики перебирает, пальцы внутрь запускает. Вынул, сам сначала понюхал, потом мне под носом провел — вытер. Мне свой запах чувствовать неприятно, но молчу, только слезы сдерживаю, сама же согласилась. Но, как он во мне пальцами шуровал, чувствую, против воли увлажнилась. Все-таки то, что проделывала, хоть и унизительно было, но и возбуждало. К стыду чувствую, он тоже соки мои заметил, улыбается. А как ко мне прижался, поняла, что не я одна возбудилась. Что-то уж очень твердое в меня упиралось. Потом, будто сам не целовал и не лапал...
— Кто разгибаться разрешил? В стойку! — и пощечину мне сразу, весьма ощутимую. У меня от такого перехода сразу слезы брызнули, но подчиняюсь. Слышу за спиной треск зиппера. Ну, мне ж не десять лет, это уж понятно, что дальше будет. Так и есть. Влез. Меня за талию схватил, чтоб не упала, качает. И спрашивает...
— Таблетки пьешь?
А я не понимаю, о чем это. Вроде видно, что не простужена, чего лекарства глотать? Или это он о наркотиках? Так ведь тоже по мне понятно, что ни сном, ни духом. А что контрацептивы такие есть, откуда же знать могла — в Америке еще никогда ни с кем, а в Беларуси они не водились, с Генкой мы прекрасно без всяких средств посторонних обходились, самый древний способ использовали. Молчу. Тогда он с размаха ладонью по ягодице. Звучно. Больно. Чуть пискнула, дергаюсь. Опять...
— Когда спрашиваю, отвечать надо. Сразу! — и в подкрепление слов еще раз по попке. С другой стороны.
— Какие таблетки? Я же здорова, — наивно сообщаю. А сама пыжусь. На ногах все-таки от его толчков устоять надо, да удовольствие подступать начало — ему в такт назад все время подаюсь. Руками за коленки ухватилась, груди болтаются ощутимо.
— Понятно, — отвечает. И неожиданно вынимает сразу. Я тут еще к нему подалась, подумала, просто амплитуду не рассчитал. Тем более, уже завелась, дальше хочется. Но он на мое хотение — ноль внимания, фунт презрения. «Закон для рабыни — желания хозяина» — это он потом в меня вдалбливал. Как поняла, что специально вынул, а не выскользнул случайно, распрямиться собралась. Не дал, за волосы держит, спереди зашел, в лицо мне сует...
— Соси!
В рот взяла, конечно, хоть и неприятно было свои соки слизывать. А дальше никак не получается. Он большой, толстый, как его сосать? Опыт-то сексуальный тогда у меня только с Генкой был. И только в одно место, самое главное. Да и в позе только одной — он на мне лежит, я его ногами обхватываю. Хоть стараюсь сосать, ему не нравится, конечно. За грудки болтающиеся меня ухватил, натягивает, все равно плохо. Хмыкнул, к дальней стене комнаты потащил, за дверь. Всё в той же позе. Там, за дверцей, туалет с душем — только для босса и его гостей (кстати, потом, после «сеансов», часто пользоваться приходилось, постараюсь рассказать). В углу раковина. Спиной туда меня развернул, крем для рук взял, наконечник мне в попку, на кнопку нажал. Это я тоже сразу поняла к чему. Хоть раньше лишь из анекдотов про армянское радио о таком слышала. Так что тогда думала, что это только, когда мужчины между собой, голубые. Пришлось переучиваться. Опять
