молчал, пытаясь переварить то, что пришло мне в голову. Потом медленно произнес:
— Эри... Мы с тобой примерно одного роста?
— Да. Меня еще дразнили дома Жирафой...
— Эри. А знаешь, Эри...
***
Когда я наутро подошел к пропускнику, на мне были черные очки, а в руках — бумажка с надписью:
«Не могу говорить. Выпил какого-то вашего пойла».
Охранники переглянулись:
— Оооо!... Мухоморовки с паучьим соком выкушал? Она гремит на всю Галактику, но с непривычки нелегко. Проходи, проходи, дружище...
Я прошел к Эри. Она бросилась мне на шею и влипла в меня губами, такими теплыми и влажными, что сразу захотелось скулить, как в детстве.
— Эри, Эри... Я тоже соскучился... Нет, Эри, сейчас нельзя, не надо... Устанем, потеряем силы... Эри! — Я крикнул на нее, и она отошла от меня, красная, как помидор. — Эри... Не надо. Ты все помнишь?
Она кивнула.
— Все-все, как мы договорились?
Она снова кивнула.
— Не передумала? Точно? Если нас поймают... ты понимаешь. Ну?...
Это нужно было делать среди дня, в самую сутолку, когда на пропускном пункте длинные очереди. Времени было мало.
— Ну... Готова?
... Когда я стер полотенцем остатки крема с лысины — смешной круглоголовый пупсик, который только что был красавицей Эри, сказал мне:
— Я, наверно, теперь никогда не решусь посмотреть в зеркало...
— Сейчас не в этом суть. Давай одевайся, — говорил я, скидывая тряпки. — Все помнишь?
— Да...
— Пошла!
Через минуту из коридора вышла знакомая лысая фигура моего роста, в моих черных очках и в моем пиджаке. Кивнув охранникам, она прошла к выходу. Охранники едва взглянули на нее: у входа напирала очередь возбужденных Осеменителей.
Я ждал, глядя на космофон. Две минуты, три, четыре, пять... Ёкарный бабай, ну что же... Наконец дисплей вспыхнул, и в нем показалась лысая голова:
— Я на месте. Все нормально. Что мне теперь делать?
— Ничего. Жди меня.
Дисплей погас. Я посидел, помолчал, набрал воздуху в легкие — и выскочил в одних трусах в коридор:
— Эхээээй! Эхххээээй!!! — сипел я, несясь на охрану, как бизон. — Тут мимо вас я, часом, не пробегал?
— Чего?
— Ребятки! Да что ж это такое! Треснула меня по башке, забрала мои тряпки и смылась! Ловите! Ловите! Она не могла далеко уйти!
Поднялся дикий переполох. Охрана заметалась, забегала, забубнила в космофоны, вызывая подмогу; взвыла сирена — и переполох выплеснулся на улицу, как каша из кастрюли.
— Вон! Вон там! Там мой звездолет! Пять-семь-четыре икс! — хрипло орал я, показывая в противоположную сторону. — Она еще не взлетела!
Толпа валом повалила к дальнему звездолету, а я нырнул в сторону, подбежал к своему родному Пукеру, открыл дверцу — и влетел в кабину.
Эри была здесь.
— Стартуем! Пусти! — Я заграбастал обеими руками сразу двадцать рычагов, двадцать раз повторил себе — «не спеши... включи реактор... загерметизируй оболочку... выставь все три слоя защиты — один, другой, третий... запусти гравистабилизатор... что еще? вроде все... Старт!»
— Ну, Эри... — Аппарат загудел, плавно приподнялся над космопортом и стал быстро набирать высоту, поднимаясь к краю атмосферы.
Перегрузки не было: старый гравистаб работал, как зверь.
— ... Нас даже не преследуют. Красота... Ну, Эри, прощайся с родиной. Где твоя деревня?
— Отсюда не видно. Это там, к западу, — Эри показала в сторону лилового края Друэры, круглившегося на глазах.
— Точно не передумала? — спросил я, хоть это и было глупо здесь, в трехстах милях над Друэрой.
Эри молча качнула лысой головой, глядя на меня.
— Тогда погнали. Ээээгегегей! — Я проверил координаты, включил мультиускоритель — и откинулся в кресле. Дисплей с лиловой Друэрой мигнул и расплылся мутным пятном, перешедшим в черноту космоса.
Мы молчали. Эри встала и прилезла ко мне на колени; я раздел ее до сисек, уткнулся в них — и мы сопели, слушая тихий гул реактора.
Мне хотелось очень многое сказать ей. Но я не знал, с