Спустя пару недель от синяков на груди, бедрах и ягодицах, да ссадин на руках и лице следов не осталось, чего нельзя сказать о воспоминаниях.Лес с той поры Аглая разлюбила, хоть и был он прекрасен в доступной близости разноцветной ранне-осенней листвы, сквозь которую прозрачными полосками пробивались пока еще теплые солнечные лучи, заманивал тропками, звенел далекими голосами удачливых грибников — связки нанизанных на нитки крепких белых, толстых подберезовиков, красноголовых подосиновиков заняли свое место на кухне. Аглая представляла, как поплывет стылой зимой по комнатам крепкий грибной запах свежесваренного супа...О происшествии Аглая молчала, причем надеялась, что молчать будет и усатый. Не хотела она сомнительной славы барыни, спьяну изнасилованной первым встречным мужланом. Изнасилованной? Конечно! Она была против! Ни одна уважающая себя девица благородного происхождения да голубых кровей не допустит наличия столь позорного факта в своей биографии! Так Аглая думала еще месяц назад...А сейчас... По ночам она ворочалась на безразмерной кровати под одеялом в жарко натопленной спальне. Вскакивала, распахивала окно, впуская в комнату свежий воздух да неустойчивую тишину спящей усадьбы. Обхватив себя руками за плечи, ежилась под прозрачной тканью длинной, до пят, ночной рубашки, переступая босыми ногами по застланному ковром полу. То вскипала в душе ненависть к усатому, урвавшему, пользуясь моментом, сладкий кусочек. «Негодяй, мерзавец» — шептали губы, и от бессильной злости сжимались пальцы, до отрезвляющей боли впиваясь ногтями в кожу ладоней. То некстати вспоминались сильные руки, ласковые, как шепот июльского ветра и одновременно жесткие, словно февральский мороз, заставляющие стонать и... Нет, нет, она же не хотела, она пыталась оттолкнуть, сопротивлялась изо всех сил — обманывала саму себя, вслушиваясь в томное тепло, влажной кляксой растекающееся в самом низу живота. Противоречия просто раздирали на части.Так ровно и размеренно текли дни ее сельской жизни. Волей-неволей приходилось осваиваться, осматриваться. Все, все требовало ремонта, обновления, перестройки — конюшня, каретный сарай, беседки и флигели, спрятанные в укромных уголках тихого заросшего парка, баня, показавшаяся сырой и неуютной. Не говоря уже о постройках хозяйственных, а еще Аглая задумала оранжерею, а дорожки парка украсить скульптурами. Дни были заняты суетливыми хлопотами, а ночи оставались беспокойными и неуютными.Утро ветреного, пусть и солнечного нового дня застало ее сидящей в роскошном шелковом платье перед зеркалом. Раздраженно поглядывающей, то и дело покрикивающей на Дашку, пытающуюся неумело соорудить из гривы белокурых волос то, что можно было бы хотя бы с натяжкой назвать прической. Сегодня предстояло первое знакомство Аглаи с соседями — три дня назад очень просто и мило написанной запиской ее приглашали праздновать именины хозяйки в имение «Дубрава», и отказаться было никак нельзя, хотя Аглая уже заранее представляла кислое общество пузатых помещиков и их расплывшихся от сытой жизни жен. Дашка хлюпала носом и вот-вот готова была признать свое поражение, когда на пороге комнаты появилась вчерашняя гостья, возникшая поздним вечером из дождливого ниоткуда перед воротами усадьбы и пущенная лишь переночевать.Оказавшаяся миниатюрной девушкой, с копной рыжих кудряшек, россыпью веснушек на милом личике с острым подбородком и яркими зелеными глазами. Портил, если не сказать, что уродовал ее вид мешковатого серого платья, да заношенный плащ, по подолу еще не просохший после вчерашнего дождя. — Я бы хотела выразить вам свою благодарность... — Говорила девушка слегка запинаясь, изумрудным взглядом рассматривая недовольную, хмурившуюся Аглаю. — Дождь оказался так некстати, иначе я ни за что не посмела бы нарушить покой ваш и вашего дома...
