открывшиеся возможности со всей тщательностью. Накрывал промежность всей ладонью, дразнил ягодку клитора кончиком пальца, наслаждаясь сдавленными стонами и бесстыжим вилянием бедер своей дамы, растирал горячий сок, проступивший на тонкой ткани, заползал меж ягодиц, и снова возвращался к сокровенной дырочке, долбился в нее сквозь ткань, доводя Аглаю до изможденных стонов.В какой-то момент легкий треск разорвавшейся-таки ткани позволил прорваться в прореху двум пальцам, мгновенно нащупавшим меж исходящих жаром скользких лепестков узкую жерловинку. Аглая затрепыхалась, дернулась навстречу, с придушенным стоном насаживаясь на них — внутри окатило вибрирующей пульсацией мышц... Аглая прекрасно чувствовала, как обжигает ее кожу даже сквозь ткань брюк восставшее в каменной твердости естество мужчины, чувствовала странное, ведьмовское ощущение своей власти над мужчиной. И это осознание, понимание своей женской сущности заставляло ее голодной похотливой кошкой извиваться на буравящих ее пальцах, сжимать их внутри скользкими и упругими мышцами, жарко дышать, трепетать выброшенной на берег рыбкой, задыхаться вместе с ним и шаг за шагом приближаться к жерлу вулкана...Еще шажок — все ближе огонь, лижущий пальцы мужчины, раскаленной лавой прожигающие стенки влагалища... Еще шаг — и нет ничего более неотвратимого, чем скорый взрыв наслаждения. И даже уже не шаг — легкий толчок в спину, и она летит в бесконечность, где огненные языки подхватывают потерявшее вес тело и танцуют с ним свой карминный изнуряющий танец...Много-много мгновений позже она обвисла, задыхаясь, на крепкой руке, и мягкие губы мужчины осторожно касались ее виска...Для нее прошла вечность, для окружающих — несколько минут огненной потехи.