солдаты.Впрочем, сир Генрих, казалось, сломался и давно потерял ко всему на свете интерес, а сир Роберт был слишком подавлен собственным горем, чтобы обратить достаточно внимания на происходящее.Покинутый войском лагерь затих. Евнухи и рабы постарались укрыться от палящего солнца, и обездвиженные рыцари остались наедине с хрипящей в томительном ожидании смерти наложницей на колу.***Когда немилосердно палящий бардовый диск приблизился к линии горизонта, обожженные солнцем пленники не сдвинулись ни на дюйм. Слезы на щеках сира Де Ноэ давно высохли, но произошедшее, казалось, сломило, наконец, даже этого железного человека. — Ты жарка как костер, вспыхиваешь будто сера, — увещевал масляным голосом Осман, один из толстяков-евнухов, бледнокожую любимицу султана, — Я знаю, что твоя женская плоть горит и жаждет мужчину. Но господина долго не будет. Я мог бы помочь тебе...Обнаженная Франческа широко раскинула свои стройные ноги, открывая похотливому взгляду раба яркие валики врат рая. Они были одни. Раб отвел ее в покои господина.С каждым разом, стоило Ас-Амалю уехать, евнух становился все настойчивее. Но хитрая наложница не выдавала его эмиру, она знала, что он ей еще пригодится.Толстяк отчаянно рисковал и оттого потел со страху. Принцессе он был противен едва ли не более, чем кому бы то ни было среди обитательниц гарема. Предатель, вор, сластолюбец. Но главное — не мужчина! Толстая хитрая безвольная баба! Груда живого желе. Как он мог вообще на что-то надеяться. Франческу передернуло от отвращения.Превозмогая себя, девушка послюнила палец и принялась гладить им мгновенно отозвавшийся на ласку набухший клитор. Половые губки соблазнительно раскрылись, заблестели от выступившей влаги...Поскуливая словно пес, Осман неуклюже подполз вплотную, все еще не смея коснуться трепещущей женской плоти. — Гурия...Его мерзкий, дрожащий от сладострастия язык осторожно коснулся влажной горячей промежности принцессы. Понимая, что совершил страшнейшее святотатство, раб отпрянул в испуге, сжался в комок. Но возмездия не последовало. Девушка довольно застонала, она знала, что второй евнух, тоже трясясь со страху, стоит по ту сторону перегородки и не оторвется ни на мгновение, пока его более безрассудный коллега дерзновенно слюнявит лоно любимой наложницы господина.Сир Де Ноэ внезапно открыл глаза. Что-то потревожило его, вывело из состояния ступора. На мгновение рыцарь растерялся. Потом внезапно понял — его руки были, наконец, свободны. Стягивающие тело веревки опали. Он резко обернулся. Маленькая полуголая рабыня склонилась над сиром Мортерштейном. Один взмах крошечного ножа и тот тоже оказался свободен.Не обращая ни на что внимания, словно зверь, увидевший открытые ворота своей клетки, сир Роберт рванулся к большому изукрашенному шатру в центре лагеря. Испуганный чернокожий раб, увидев несущуюся смерть, в испуге отпрыгнул в сторону.Словно дьявол, Де Ноэ ворвался в жилище ненавистного старика. Отчаянно цепляясь руками, он принялся срывать тяжелые покрывала, ища свою возлюбленную. С резким криком от него бросились в рассыпную полуголые обитательницы гарема. Испуганно выскочили откуда-то сбоку оба евнуха. Выхватили сабли. Подобно берсеркеру язычников-викингов метнулся безоружный мужчина навстречу толстякам. Одна сабля просвистела возле его головы, чудом не задев. Вторая глубоко врубилась в выставленное предплечье. Не замечая боли, рыцарь обрушил чудовищный удар кулака на череп одного из противников, другого повалил своим весом. Евнух визжал и отчаянно извивался, но Де Ноэ, хоть и с трудом, сумел нащупать его толстую шею. Железные пальцы рыцаря не разжались, пока поверженный противник не затих. — Помнишь, что я сказал тебе, — грустно проговорил сир Генрих, стоя возле оседланных лошадей Де Ноэ, принцессы Франчески и маленькой смуглой рабыни, — Я мертв. Умер