Эта девочка моя подруга. Или была моей подругой.
Девочками я называю всех привлекательных женщин независимо от возраста. Она же младше меня на полгода. Я с детства знаю, как пахнут ее волосы, но не способен описать этот запах. Может быть, мягкий. Главное в этом запахе то, что если случайно прикоснуться до ее волос и, подождав с полминуты, поднести пальцы к лицу можно все еще услышать его. Тогда я слегка касаюсь пальцами губ. Она красивая, но я не люблю ее. Или я так думал.
Ее отец священник и мой крестный. Он преподает в воскресной школе и часто просит дочь о помощи — мелочи, на вроде уборки в кабинете или подметания крыльца. А она часто зовет за компанию меня — мы ведь друзья и живем в соседних домах. Сегодня, например, я помогал ей разбираться с маленьким садом, разбитым прямо под окном школы.
Она носит скромную одежду. Какая-то невзрачная юбка ниже колен, колготки телесного цвета, светлая блузка. Платок. И вот что странно: она единственный человек из всех кого я знаю, на ком любой наряд оказывается лишь кучей тряпок, не способной хоть как-то изменить ее облик. Просто физической преградой между моим взглядом и ее наготой. Она по-мальчишески закатывает рукава дешевой блузки, обнажая ямки на локтях, а растянутый воротник не скрывает изящно очерченных ключиц. Внутри воскресной школы она ходит босиком. У нее маленькие ступни. Наверное, размером с мою ладонь. Она всегда завязывает платок на голове так, что бы он не мог скрыть всех ее волос. Что бы он не мог лишить меня ее запаха. Зато убранные волосы позволяют увидеть длинную тонкую шею. Я отлично представлял, что отнимают у меня эти тряпки.
Иногда я массировал ей плечи. Это был дружеский жест, но стоя над ней, расслабленно сидящей ко мне спиной, я мог иногда, оттягивая ткань воротника, любоваться на ее небольшую упругую грудь, спрятанную в лифчике чуть большего размера, чем надо. Тогда я дышал с ней в такт, что бы не упустить момент, когда от особо приятного нажатия она собьет ритм резким вздохом и не вздрогнет золотой крестик у нее на груди. Я не видел ее сосков, но представлял, как они напрягаются. Вряд ли она об этом догадывалась.
Я думал об этом сегодня. Сидя на одной из парт, в одиночестве, я злился сам на себя. Глядя в окно за тем, как она пересаживает цветы, я чувствовал себя так, словно меня поймали с поличным. Хотя ничего страшного не произошло — я лишь прикоснулся к ней. Ущипнул губами за мочку уха. Неспособный сдержать сегодня возбуждение я с самого момента нашей встречи то и дело притрагивался рукой к ширинке. Чувствуя, как бесконтрольно напрягается мое тело, я пытался скрыть это, прижать рукой, не позволить увидеть ей. Это было приятно. Но вот мы принялись дурачиться, и в какой-то момент я оказался слишком близко. Я наклонился, что бы что-то сказать на ухо. И ущипнул за мочку.
Вместе с этим я прижался к ее ладони. Я дал почувствовать ей через натянутую ткань джинс, как напряжен мой член.
И вот, сидя в кабинете, затылком к большой иконе спасителя, я корил себя за собственный страх. За свою неспособность посмотреть ей в глаза. Меня хватило лишь на то, что бы сделать вид, будто ничего не произошло, а буквально через минуту сбежать в туалет. Но эти мысли не мешали мне держать руку в кармане и поглаживать себя большим пальцем. Я думал об этой девочке и злился на нее. Я вспоминал ее привычку облизывать губы кончиком языка во время разговора. Вспоминал ее маленькую округлую задницу, которую мне посчастливилось увидеть однажды благодаря случайно задранной юбке. Вспоминал ее запах. Она лицемерна. Мне хотелось сделать ей больно.
Я не заметил, как начал мастурбировать. Сидя боком к окну, закрыв глаза, я чувствовал, как наполняется воздух запахом моей смазки. Не зная, видит ли меня кто-нибудь я, тем ни менее рефлекторно застегнул штаны на пуговицу, едва заслышал звуки шагов за дверью. Она вошла, не глядя на меня. Ее руки были чистыми, а
