в ответ то же примешься целовать меня, и будешь опускаться всё ниже...
— Да, красиво, — согласилась она, прерывая мои поцелуи: — Но я не хочу сейчас мочить волосы. А то потом их сушить. А как в постель с мокрой головой? Ну не в полотенце же?
Вот и пойми этих женщин! То им хочется романтики — то разрушают все мечты каким-нибудь пошлым замечанием, насчёт полотенца на мокрой голове.
— Так что давай в душ сам. А я тебя подожду здесь. И тебя ждёт сюрприз, — и она так многообещающе взмахнула ресницами, что я чуть не бегом бросился в ванную.
Когда же я вернулся, то увидел её в моей рубашке. Больше на ней не было ничего.
— Ну же, — сказала она: — Вот я здесь. Овладей мной. Но для этого ты должен разорвать на мне одежду. Я хочу, чтобы ты так рванул, чтобы пуговицы отлетели. И чёрт с ними! Возьми меня!
Ну, от моего рывка пуговицы не отлетели. Расстегнулись. Но Катюха так томно вздохнула при этом, как будто я порвал на ней свадебное платье. Да, она хотела принадлежать мне. Сейчас!
— Нет уж, девочка, — произнёс я грозно, входя в роль: — Не пытайся прикрыть свои прелести от меня. Теперь всё это моё и я хочу это видеть. И обладать этим.
— Ах, — она притворно закрыла лицо руками: — Я вся в твоей власти, мой победитель.
Как роскошно она выглядела. Как она стеснялась и как звало к себе её тело. Красивые груди, широкие бёдра, стройные ножки и то, что между ними. И я опустился на колено и припал к её лону. Она пыталась удержать меня:
— Ах, нет, я не хочу...
Но мне было плевать на её желания. Я собирался получить её, и я сделаю это, даже против её воли. Я оттолкнул её слабые руки и принялся лизать её там. Она дрожала, уж не знаю, от напряжения, удовольствия, или, быть может, даже от страха — ведь таким настойчивым я ещё ни разу с нею не был. Но она была сейчас так сладка там — как желанный трофей, который я выиграл в тяжёлом бою.
И вдруг она вскрикнула и обмякла. Я встревожено посмотрел на неё. Она чуть приоткрыла лицо, и сквозь пальцы стыдливо глядела на меня:
— Я не знаю... , — застенчиво промолвила она: — Но я так хочу, чтобы ты прямо сейчас вторгся в меня. Резко. С болью. Изнасиловал. Мне стыдно. Но, пожалуйста, сделай это.
Разве я мог отказать?
* * *
Когда мы, утомлённые, лежали в обнимку на кровати, я решил напомнить:
— Катюш?
— Ась?
— За тобой должок?
— Какой?
— Ну, как. Такой, обыкновенный. Ты же вроде обещала... , — но её лицо выражало такое искреннее недоумение, что я пояснил: — Ну, насчёт минета?
— Ой, — только и ответила она: — Ну, я не знаю. Может как-нибудь в другой раз?
— Кать, а как же уговор?
— Нет, ну сейчас не стану. Ты его мне туда пихал, как я теперь его в рот брать буду, подумал?
— Ну, хорошо, хорошо. Хоть я и не вижу в этом большой проблемы, но хочешь, я схожу в душ. Даже можешь вместе со мной. Ну?
— Ой, нет. Сейчас так хорошо лежим. Давай ты никуда не пойдёшь?
— Кать, ну имей совесть...
— Кто бы говорил про совесть! — вдруг вспылила она: — Я и так тебе отдалась. Тебе этого мало? Да любая другая на моём бы месте, едва узнав про твои шашни с этой немецкой шлюхой...
— Катрин! Ты что?
— Ах, я что? Да ничего! Вот что!
Она вскочила, отшвырнув одеяло, и я снова непроизвольно подивился красоте её тела. Женское тело такое притягательное, даже когда женщина рассержена. Вот только, увы, сейчас она была совершенно не в настроении разделить моё восхищение ею.
— ТЫ, — бросила она мне гневно: — Просто попользовался мною. И слышать ничего не хочу! — она натягивала на себя юбочку: — И видеть тебя больше то же!
Снова хлопнула дверь. И я остался один.
* * *
— Ихь ферштее русиш этвас, — написала мне Герда. «Я понимаю по-русски немного». И дальше следовало приглашение на закрытый канал коммуникатора.
— Привет, — прочёл я там: — Рассказывай, что у тебя приключилось.
— Меня бросила моя девушка, — написал я в ответ: — Она ревнует меня к тебе.
— Не переживай, — ответила