которых прежняя жизнь пыталась вернуться ко мне или вернуть меня к ней. Но каждый раз я всё больше убеждался в том, что всё это уже не моё. Та, прежняя, напряжённая жизнь, полная всяческих хитросплетённых интриг, недомолвок и прочего, что тянется за бизнесом, теперь мне казались каким-то ну, не ужасом, но вещью уже ненужной. Сбежал ли я от проблем? Думаю, что нет. Все инструкции были даны, всё было оформлено, адвокат туго знал своё дело, за что и получал такие деньги. Когда я позвонил из какого-то почтового отделения полуразрушенного посёлка и услышал слова о том, что всё образовалось, я вспомянул добрым словом всех, завернул на просёлочную дорогу и погнал через лес, ориентируясь только по наличию пространства между деревьями, плотно сжимавшихся стеной.
Вот тут точно можно посидеть какое-то время. Пару брошенных совсем недавно изб, речка, широкая, красивая в свете встававшей луны, хорошие новости, настраивали меня на мирный лад. Разгрузив машину, я сел в доме, рассматривая в свете небольшого светильника гору из арсенала, продуктов, всяких там инструментов. Я уже успокоился, не думал в раздражении и гневе о событиях моей жизни нынешней или до этого. Сейчас я пытался понять. Куда я в Сибирь еду? Зачем еду? И надо ли мне возвращаться? Последнее особо волновало меня. Возвращаться? Обратно к ночным ай-на-не, липким рукам чиновников во власти, лживым глазам сотрудников, так и мечтающих, чтобы этого эксплуататора слегка пощипали, хотя это и отразиться на их зарплате, ко всему тому, что проходит занимающийся бизнесом человек, чтобы подписать нужный контракт, получить право на что-то? Это больше всего заставляло меня думать.
Размышления в стиле Гамлета прервали чьи-то шаги по деревянным доскам, проложенным к дому. Признаюсь, я немного вспотел. В такой час, в такой глуши? Лихорадочно забив патроны в вытащенный дробовик, я сел в тёмный угол, готовый тут же открыть огонь. Сердце моё выскакивало, руки дрожали, холодный пот выступил на лбу.
— Эй! Кто тут живой есть? — Неожиданно милый женский голос ударил по нервам. Понимаю, если бы грубый мужской голос захрипел. А тут такой мелодичный, приятный женский голос.
— Есть. — Чего мой голос такой какой-то как у дистрофика. — Очень даже живой есть. Заходите. Будьте гостем.
— Ну, сами позвали. — Она хохотнула за дверью, грохнула бревном, подложенным к двери — типа звонок, вошла в первую комнату.
— Здравствуйте. — Я поднял лампу, освещая гостью. Вторая рука, держала дробовик готовым к выстрелу навскидку. На первый рывок достаточно будет и выстрела вслепую. Оглушить, испугать.
В проёме двери стояла невысокая женщина, замотанная в красивый платок с яркими красными цветами, в курточке, синих флисовых шароварах, такие были в лыжных костюмах когда-то, резиновых сапожках в яркие жёлтые ромашки. И лицо! Такое милое лицо, яркий румянец — не наведённый уверенной женской рукой, а природный, который хочется поцеловать, прижаться к нему.
— Из города? — Она кивнула мне.
— Да. — Да, хоть с Марса! — А вы местная?
— Ну, можно сказать так. — Она дёрнула рукой, показывая куда-то вбок. — На станции мы. — Интересно, а мы это кто?
— Меня зовут Сергей. — Я перехватил лампу, прижал дробовик к боку локтём, протянул руку.
— А меня Милена. — Она пожала руку, ударив по нервам нежным теплом сухой, горячей руки. — Увидели что тут свет, решили проверить. Неделю как умер последний житель, вот и подумали, что какие-нибудь мародёры решили разобрать дом.
— И пошли одна? — Я поставил стул ей, сел на другой стороне кучи вещей.
— Нет. Со мной Ветер. — Она так сказала спокойно, уверено, что я стал сомневаться в услышанном.
— Ветер?
— Да. Нашу собаку так зовут. — Она повернулась к проёму дверей. — Ветер, Ветер, иди сюда. — Вот это собака!! Я даже отпрянул назад. Чёрный, здоровый, мне по пояс, пёс неслышно образовался рядом с женщиной.
— Он не кусается? — Неожиданно для