Жаркое солнце палило так сильно, что я не видел дальше своих ног. Спасали лишь редкие облака, закрывавшие расплавленный солнечный диск на считанные минуты. Я спустился по длинному и крутому склону к морю, чтобы наловить рыбы. Моя мать Пестимида в это время собирала виноград, чтобы позже превратить его в любимый народом напиток — вино. Она раз в месяц выходила на рынок и быстро распрадовала его. Наш отец год назад не вернулся с войны. Защищая Грецию, он погиб, как настоящий воин. Но после себя оставил огромный виноградник, который помогал нам жить довольно хорошо, не обременяя себя гнусной и черной работой.
Вечерело. Я с полной корзиной рыбы двинулся к дому. Войдя в город, ко мне подбежал мой старый приятель и друг детства Плут. Еле отдышавшись, он начал несвязно рассказывать о каком-то своем похождении к соседней деве.
— Что ты хочешь сказать? — удивленно просил я, понимая, что произошло на самом деле.
— Я... я того... поимел Афру! — воскликнул он.
Я поздравил его и двинулся дальше. В голове моей вспыхнула какая-то ревность, точнее зависть. Нам было по 17 лет, но я так и не испробовал женского тела, он же вкусил его с первой красавицей на нашей улице. Мысли не давали мне покоя. Ноги мои начинали болеть от долгого похода по брусчатой дороге. По бокам меня окружали двухэтажные белые дома из вулканических пород, очень красивые, и я пытался заметить в их окнах какую-нибудь красавицу, чтобы разогреть свое возбуждение. Я ни разу не видел нагого женского тела, и именно эта мысль давила на меня сильнее всего.
И вот я подошел к нашему дому на окраине города. На пороге стояла высокая женщина. Ноги ее были обуты в греческие сандалии, от них шли переплетенные между собой веревки почти до самого колена. На теле было белоснежно белое платье, которое далеко не касалось колен, последнее время у нас все женщины ходят в коротких платьях. В середине его был глубокий и длинный вырез, который ближе к поясу сужался, но у грудей он был широк и заставлял устремлять взор куда не следует — это была моя любимая матушка Пестимида. Я похвастался уловом и вошел в дом.
— Пестимида, а где виноград? — спросил я.
— Я же просила тебя не называть меня по имени. — ответила мама.
Я любил ее называть именно Пестимида, раньше мне было непонятно почему, но сейчас почему-то дошло. Называя ее по имени, я отождествляю ее со сторонней женщиной, которая является в глазах моих сексуальным объектом. В этом есть что-то вульгарное и пошлое.
Я ходил к морю, а она собирала виноград не просто так — сегодня был мой 18 день рождения.
За пару часов она приготовила ужин, в виде огромного стола.
— Мне кажется, что здесь слишком много еды для нас двоих, — заметил я.
— А как же Плут и Афра? — спросила мама.
— С ними я пойду завтра в поход, там и приму поздравления.
Мы сели за стол и начали пить вино и есть рыбу. Через час, поздравив меня уже 7 раз она начала:
— Перинус, сегодня особая дата, ты уже стал настоящим мужчиной, но испробовал ли ты женского тела?
— Ну... как-то было, но в общем-то нет, — смущаясь ответил я.
— Как так вышло? А твоя подруга Афра, она же глаз с тебя не сводит!
— Они больше с Плутом проводят времени...
— Вот как, ах... но...
И тут легким и быстрым движением она скинула свое платье с плеч. Передо мной открылись ее сочные и спелые груди, которыми я был взращен. Голова моя закружилась в совокупности с винным опьянением, это превратилось в какой-то транс, о котором рассказывают персы.
— Так не сейчас ли самое время испытать материнской ласки в полной мере? — торжественно заявила она.
— Я... я очень хочу, но позволено ли это законом?
— Закона о запрете нет, да и я твоя мать, я — твой закон.
Эта уверенная речь снесла мне голову. Я встал, подошел к ней и начал трогать, скорее даже мять с неистовой силой ее груди. Она запрокинула голову, вызывая меня к поцелую и тихо стонала. Наши губы сошлись в
