Introduction
Далеко-далеко, омываемый водами теплого южного моря раскинулся остров Лас-Лупанарас. До недавнего времени этот поистине райский уголок был неизвестен широкой публике и пребывал в забвении, почти заброшенности. Все население острова составляло от силы полсотни скудно живущих аборигенов, говоривших на нигде более не известном языке, напоминающем итальянский и испанский одновременно. Аборигены жили рыбалкой, собирательством и разведением некоторых видов экзотических растений, на большой земле не встречающихся. Никакого регулярного сообщения с цивилизованными местностями у Лас-Лупанараса не существовало, и чужаки появлялись здесь крайне редко, но принимаемы всегда были с неизменным радушием. Любой из островитян был готов разделить с неожиданным гостем кров и пищу, а также предложить ему любую из женщин в своем доме — будь то дочь, жена, сестра или даже мать. Так как островитянки были весьма красивы, чистоплотны и искусны в любви, гости редко выказывали недовольство здешними обычаями. Но если по случаю среди гостей оказывались женщины, местные ждали от них точно такой же приветливости по отношению к себе, что встречало понимание уже не всегда.
Когда-то давно кораблекрушение выбросило на Лас-Лупанарас семейную пару из далекой восточноевропейской страны. Их приняли, обеспечили всем необходимым и даже выстроили для них хижину в рекордно короткий срок. Первые дни муж и жена жили почти счастливо, насколько вообще могут быть счастливы люди, вырванные из привычного окружения и практически не имеющие шансов туда вернуться. Потом супруга начала жаловаться. Местные мужчины, особенно молодые, проявляли к ней недвусмысленный интерес и бывали крайне озадачены отказом. Муж попытался поговорить с Жуаном. Вообще у аборигенов не наблюдалось никакой видимой власти, каждый жил сам по себе, благо тропические условия и отсутствие каких-либо опасностей вполне это позволяли. Но Жуан — старый, сухой и жилистый, смуглый почти до черноты, с неизменной трубкой в зубах и вечно сощуренными глазами, был кем-то вроде местного старейшины. С ним советовались о сложных делах, к нему водили на лечение заболевших, к нему же обращались за разрешением изредка возникавших между местными споров, иногда он отправлял какие-то непонятные обряды.
Жуан выслушал его, сдержано улыбаясь и время от времени кивая, в продолжение всего разговора попыхивая трубкой, набитой каким-то местными корешками. Дым клубами поднимался к потолку хижины. Он был то сладковатый, то пряный, то горчил, временами от него начинала кружиться голова и путаться мысли, но в следующую секунду новый клуб приносил с собой отрезвление. Человек с большой земли то и дело сбивался, поглощенный не столько проблемами своей супруги, сколько мыслями о том, как одна и та же смесь все в той же трубке может быть такой разной.
Когда он закончил, старейшина снова улыбнулся и похлопал его по плечу, пообещав, что все будет хорошо, и проблемы кончатся.
День муж с женой провели спокойно. Наблюдая за занятой повседневными делами женщиной, он думал, что жизнь на заброшенном острове пошла ей на пользу. Его жена всегда считалась красавицей, но здесь она словно преобразилась. Талия стала уже, живот — идеально плоским, а грудь словно бы потяжелела и округлилась, прибавив не меньше пары размеров. Кожа приобрела красивый золотисто-коричневый оттенок, а движения стали неспешными, плавными и величественными. Перед сном, он трахнул ее три или четыре раз — с тех пор, как они оказались здесь, это стало для него обычным делом. Она принимала его жадно, быстро подмахивая бедрами и издавая громкие, чувственные стоны. Потом они заснули.
Он проснулся среди ночи от шума и сдавленных криков. Дернулся, пытаясь вскочить и с удивлением понял, что опутан по рукам и ногам. Было довольно светло — горели принесенные кем-то масляные лампы. Вокруг было много
