ничего не делать. Уже десять лет ждут, что всё само собой рассосётся. В Солнечной системе альчибианцы составляют стотысячную долю процента — сирианцев или таукитян и то больше, даже больных синдромом Дауна больше. Что с ними ни делай — выйдет дороже, чем власти считают нужным выделить на такую проблему. Перестраивать каждый общественный туалет и каждую общую душевую? Дорого.
— А какие должны быть? — перебил Виктор.
— А ты меня спрашивал, трудно ли мне было акклиматизироваться? — откликнулся Алексис. — Так вот, самым сложным было привыкнуть к земным общественным туалетам. У нас только одноместные или несколько одноместных рядом.
— Я такие, кажется, видел... — задумчиво произнёс Виктор. — То есть где-то их всё же перестраивают?
— Да, но... не везде, а я не могу выбирать, идти ли мне в то или другое место, только из-за того, какой там туалет.
— Ну, вот, — продолжил комиссар. — У альчибианцев есть какие-то лекарства, подавляющие гормональные взрывы. Но и производить их в Солнечной системе, и ввозить их с Центавра — нерентабельно. Плюс у них, кажется, много побочных эффектов? — комиссар оглянулся на Алексиса.
— Ага, — тот кивнул. — У меня была упаковка этих таблеток, но её только на три месяца и хватило. И я даже обрадовался, когда они закончились.
— А высылать альчибианцев из Солнечной системы вообще? — продолжил комиссар. — Это не то чтобы дёшево, и вдобавок что скажут даже не сами альчибианцы, а другие инопланетяне? В общем, пытались развесить в общественных туалетах и душевых таблички «не мастурбировать»...
— А, помню-помню! — рассмеялся Виктор. — Я тогда не понял, почему это было сделано, зато помню, как возмущались люди, и в итоге эти таблички поснимали.
— Ну, да. Плюс их просто не везде можно было повесить — их ведь и дети могли увидеть.
— А между прочим, это было бы самым лучшим решением! — неожиданно эмоционально заметил Алексис.
— Так что власти просто делают вид, что никакой проблемы нет, — закончил комиссар.
— А если от этих альчибианцев кто-нибудь залетит? — снова заговорила девушка. — Или чем-нибудь венерическим заразится?
— Так это ж разные биологические виды, — засмеялся Виктор.
— На самом деле, на Центавре довольно много детей от смешанных браков альчибианцев и землян, — заметил Алексис. — В том числе я — я на четверть землянин. Почему, вы думали, у меня земное имя? — он улыбнулся.
— Подожди... — Виктор нахмурился. — Мы с тобой спим вместе больше двух недель, ты мне говорила... говорил... говорила... в общем, что ты знаешь, что делаешь.
— Mion seyal, — неопределённо произнёс Алексис, прикладываясь к стакану сока. — То есть «я, сейчас являющийся мужчиной, сказал, будучи тогда женщиной». В альчибианских языках очень... сложные системы родов, — он засмеялся. — Как хочешь, так и говори, точного перевода всё равно не получится. Ну, да, mion seyal, что я знаю, что делаю: просто мне сделали операцию, подавляющую фертильность, — её всем альчибианцам делают, если нет противопоказаний. Так что сейчас я совершенно стерилен.
— А... — Виктор моргнул, — а размножаетесь вы как?
— Ну, есть специальные медикаменты, которые на время снимают блокировку фертильности. Одни для мужского тела, другие для женского. У меня есть те и другие дома — нераспечатанные, разумеется, просто на всякий случай.
— А... во время, ну, беременности смена пола как-то блокируется? — подала голос Эмили.
Алексис ответил не сразу.
— Вроде того, — наконец, ответил он. — Это не та тема, о которой стоит говорить за столом. Но если я когда-нибудь соберусь замуж, я постараюсь рассказать об этом до свадьбы, — он весело засмеялся, а Виктор поперхнулся.
— А венерические болезни? — напомнила девушка.
— Я от всех привит: от всех альчибианских и от большинства земных, — пожал плечами Алексис. — Наши учёные на Центавре ещё сорок лет назад — за сорок лет до того, как я вылетел с Центавра —
