Я пришел домой лишь к вечеру. Сильно устав от работы, я присел на стул и с трудом снял свои запыленные серые сапоги. С зала лился электрический свет и слышался говор телевизора. Едва я скинул с себя синюю куртку, на мне с радостными криками, повисла Катарина. Моя 19-летняя дочка.
— Папа, ну наконец ты вернулся! — радостно прощебетала она своим нежным голосом, прижимаясь теплым лицом к моему усталому лику. — А то я уже начала волноваться.
— Да, вернулся. А ты что соскучилась?! — игриво проговорил я, и легонько дернул её за носик.
— Конечно! — сверкнула улыбкой она.
— Ах ты моя сладенькая красотка! — обнял я Катарину. — Я так сегодня устал... Ты не приготовила что-нибудь поесть?
— Яичницу с луком... — тихо пробурчала Катарина, сразу виновато потупив глазки.
Девушка боялась, что я стану критиковать её за то, что она каждый вечер только и делает, что готовит яичницу — иного моя дочь ещё не умеет. Я загляделся на свою виноватую девчонку и, в душе у меня всё ахнуло — как же она была похожа на свою мать Джоди!
Высокая, с пухлым бледным личиком, с большими сапфирными глазами (наивно сверкающими из-под крыльев дугообразных бровей), невеликим прямым носиком и тонкими алыми губками — всё в моей красавице напоминало её мать! О, как, блестят радостным светом её эти выразительные глаза, словно глаза Джоди! Как же обаятельна её улыбка, с ровным рядом белоснежных зубов! Но особенно волосы, эти длинные темно-русые волосы Катарины, которые спадали ей на плечи, грудь и спину, напоминали мне о трагически погибшей супруге.
— Моя умница, — лишь сказал я и, запустив ладонь в её волосы, поцеловал дочь в лоб.
Она продолжала виновато улыбаться.
— Ну, я пойду, помою руки, а ты накладывай на стол! — шутливо проговорил я, весело косясь на неё.
Девчонка с радостью побежала на кухню.
Я же, вошел в ванную комнату, запер дверь и встал над унитазом. Расстегнув ширинку синих джинсов, я, расслабившись, стал посылать в него мощные горячие струи мочи. Вскоре, сполна облегчившись, я смыл её, закатал рукава и, открыв кран начал мыть руки — лишь после этой обязательной процедуры я снова вернулся в зал.
Катарина уже поставила на круглый стол большую тарелку с желто-зеленым омлетом.
— О, как вкусно, — облизнулся я. — Спасибо тебе, зайка...
Катарина, сияя светлой улыбкой, с искренней нежностью смотрела на меня. Её бледные щёки слегка впали в краску — она всегда краснела от моих комплиментов.
Сегодня она была в темно-синей футболке с длинными рукавами и в серых коротеньких шортах. Её длинные стройные ноги были соблазнительно зачехлены в прозрачные темные гольфы.
«Все же какая она у меня красавица!" — с искренним восхищением подумал я и уселся за стол.
— Пап, тебе больше ничего не нужно? — заботливо спросила Катарина, когда я, отпив теплый, горячий чай, заваренный ею, уже взял хлеб и вилку, готовый приступить к омлету, ибо ничего для меня в этот момент не было столь желанно, как он.
— Нет, больше ничего не надо, милая... — ласково проговорил я и набросился на омлет.
Он оказался как всегда вкусным — мягкий и теплый он словно таял во рту!
«Ах, Кати, если бы ты умела и ещё что-нибудь готовить столь же хорошо!" — только подумал я.
Катарина же уставилась пытливым взглядом. Заметив это, я удовлетворено кивнул, показывая, что она опять его хорошо сделала.
— Ты во сколько сегодня пришла с работы домой? — привычно спросил я дочь, которая по будням подрабатывала в магазине тёти Лины.
— В пять часов... — весело пробубнила она, польщенная моим одобрением.
— Бедная девочка... — игриво проговорил я, понимая, что дочь проработала на целый час больше.
— Мне ещё нужно дописать курсовую...
— Ну, пиши. Ты же у меня умная девчонка.
Она уселась за небольшой столик в зале и уткнулась «в науку». Я же, жуя омлет, взглянул на телевизор — там шли новости, которые вела весьма симпатичная грудастая
