модельной внешностью, так сказать, королевой бала.
— Кто?! — недоумевающе посмотрел парень на свою школьную, а теперь уже и университетскую и, быть может, будущую супружескую любовь.
— Как кто? Ты что, с Урала? Я же тебе говорила, ты меня хоть когда-нибудь слушаешь? — запев старую песню о главном, завелась Машка.
— А да, припоминаю. А почему Кукла? — взгляд парня перескакивал то на Куклу, то на подружку.
— Почему, почему... Федька его так прозвал за внешность и просто-таки катастрофическую тупость! — и девушка ехидно засмеялась своей же, как красотка думала, острой шутке.
Правда, парень её лишь снисходительно улыбнулся при этом. Да, Машка — хотя что это я её так — Мария, а вообще действительно Машка уже потирала руки, радуясь тому, что отхватила себе такого парня: спортсмена (Кирилл занимался плаванием, борьбой и лёгкой атлетикой — это так, между прочим), умного и очень красивого. Кирюха, конечно, не был писаным красавцем, зато был высокий, под метр девяносто, а может, и больше (рулеткой не измерял), широкоплечий, каждая мышца на его теле играла, у него были чёрные волосы, как воронье крыло, лицо сильное и мужественное, а там... Машка просто балдела от парня, и не важно, что в постели он был не таким уж и пылким, и, в принципе, сам никогда не настаивал на сексе — ничего, Машка сама всё компенсировала своим напором. Кирюха не возражал. Ему сначала было всё равно, а потом он привык, к тому же всё вроде складывалось, как у людей, а что ещё надо?
Началась лекция. Кирилл пару раз скользнул взглядом по Кукле, и парень действительно показался ему каким-то нереальным персонажем, только что сошедшим с обложки глянцевого журнала... При этом исследователь обратил внимание на то, что на протяжении всей пары Кукла что-то усиленно строчил у себя в телефоне, правда, лицо его при этом не выражало ни радости, ни заинтересованности, ровным счётом ничего, оно просто застыло, и, очевидно, ему абсолютно неинтересны были окружавшие его люди, в особенности препод, который, к слову, уже подошёл к парню и произнёс:
— Молодой человек, может, Вы оторвётесь от столь интересного занятия и уделите внимание и нам?
Препод выжидающе посмотрел на парня, как и все остальные, а потом произошло то, чего никто не ожидал: Кукла захлопал ресницами, округлил глаза, улыбнулся, а потом из его уст раздалось хихиканье, такое глупое, такое неуместное, что в такой ситуации невольно делаешь назад шаг от тупости субъекта. Препод смерил Куклу тяжёлым взглядом и сказал:
— Вы либо безнадёжно глупы, либо искусно притворяетесь... Ну, что ж, посмотрим, как Вы будете смеяться на экзамене, — он развернулся и продолжил лекцию.
Все переглянулись, пошептались, и только Кирилл заметил, что Кукла снова стала Куклой. На лице красавца не отражалось ничего: ни смущения, ни грусти, ни, тем более, чувства неловкости. Для него случившееся явилось ничтожным жизненным эпизодом. Многие в такой ситуации просто сгорели бы со стыда или что-нибудь промямлили бы, чтобы как-то сгладить отрицательное впечатление о себе, а Кукле всё было по фиг.
Когда лекция закончилась, Кукла встал и направился к выходу из аудитории, но тут путь ему перегородил задира Федька, который крикнул:
— Ой, вы гляньте, Кукла сегодня снова отличился своей глупостью. Что смотришь, глазками хлопаешь? — и все заржали.
Кукла сначала посмотрел в сторону смеющихся, а затем резко перевёл взгляд на задиру, да ещё какой! Как будто синий клинок стали полоснул по ржущей роже парня, отчего его смех стих. Бровь Куклы высокомерно изогнулась, в то время как его рот пренебрежительно скривился.
— Ты, наверное, забылся — как тебя там, Федор? Хотя это не столь важно, — холодная речь полилась из обворожительных уст Куклы. — Свои остроты, достойные сливного бачка, будешь другим в уши лить, ясно? — сказал он, как отрезал.
Глаза у компашки округлились — у кого от чего, а у Федьки от прилива
