прислонены к дереву. На пне, застеленном газеткой, появляется пакет красного вина.
— Мне еще до машины километра три топать. Не буду, — говорю я.
— Фигня, провожу. За начало охотничьего сезона и не выпить?
Где-то ты прав. Я и сама хотела в машине откупорить тушенки и принять немножко за открытие сумасшедшего сезона. В котором вместо того, чтобы томно валяться на диване, пыхтим грязные и потные по полям и болотам.
В бликах костра твои глаза меняют цвет от зеленого до голубого. Ты отменно привлекателен, капитан третьего ранга. Ты недавно из похода и, вместо того, чтобы сейчас тратить деньги в ресторане на красивую женщину, ты забрал у матери собаку и приехал сюда на целую неделю.
Услышала про фазана весом в восемь килограммов, про сохатого, убитого одной дробиной, про медведя, заваленного голыми руками. Люблю слушать мужиков-охотников. Они никогда не врут.
Гус облизывает Дане ушко, намекая на то, что не против продолжить знакомство с очаровательной особой. Понимаю, что надо идти, но ноги гудят от усталости, а в голове шумит отвыпитого вина. Но идти надо, и я встаю. Подхожу к дереву, беру дробовик. Не могу удержаться от искушения и поглаживаю цевье «Бенелли». Кто-то вышивает, кто-то печет, а кто-то хочет «итальянку».
— Почему такое странное хобби? — стоишь за спиной, руки на моих плечах. — Мужика что ли нет?
— Разведена.
— Почему одна? Красивая же.
У тебя слишком много «почему», капитан. Потому что мое жизненное пространство свернуто тем, кто ушел полгода назад, захлопнув за собой дверь в солнце.
Пальцы нежно сжимают итальянский ствол, прикасаются к мушке. Сверху появляется твоя рука.
— Хочешь попробовать?
Конечно, я соглашаюсь. Когда еще предоставится такой шанс. Редкое и дорогое оружие. Оружие истинных профессионалов.
Снимаю с предохранителя, вскидываю к плечу, удивляюсь относительной легкости, даю два залпа в воздух. Скорость стрельбы поражает.
Две пары внимательных собачьих глаз наблюдают за нами.
Поворачиваешь спиной к дереву, оттягиваешь ворот свитера, прикасаешься к синяку на плече.
— Когда-нибудь выбьешь себе лопатку. Наплечник надо надевать.
Наклоняешь голову, и обветренные сухие губы касаются моих. Забытое ощущение чужого тела в такой близости вызывает желание. Чувство ненастоящести ломает барьеры. Секунды поцелуя хочется превратить в часы, но Гус скалит клыки, показывая свою альфа-самцовость. Поднимается на лапы и с угрожающим видом двигается к тому, кто посягнул на святое.
— Понял — понял, — поднимаешь ладони в успокаивающем жесте и подмигиваешь мне, — зашел слишком далеко.
Гус не принимает твои извинения, показывая это тихим рокотом, но и не идет дальше.
— Сможешь успокоить? Я пойду в палатку. Приходи.
Обнимаю рыжего собственника за холку, шепчу ему на ухо ласковую дребедень, давая тебе время сложить оружие в машину и ретироваться под защиту брезента. Сеттер успокаивается и обращает внимание на стройную красотку, которая давно не сводит с него теплого карего взгляда. Таких псов, как у меня, еще поискать надо. Семьдесят шесть сантиметров в холке.
Сама не знаю, почему, но медлю у входа в палатку. Вспоминаю, что на мне очень удобное, но не слишком сексуальное белье. Что пахну я порохом и пОтом, а не «Шанелью». Но настройки моих жизненных ценностей дали сбой и я разуваюсь у входа, вхожу внутрь и застегиваю за собой молнию. А потом все становится неважным, потому, что ты протягиваешь мне руку навстречу. В твоей огромной ладони тонет моя, в твоем огромном обнаженном теле теряется мое. Твои плечи закрывают от меня окружающий мир.
Целуемся отчаянно, как перед последним выстрелом. Твой язык ведет себя нагло и уверенно, принимая командование. Тело сдает позиции и передает тебе вахту. Мозг отказывается работать, капитулируя перед животной страстью. Соски напряжены до боли, им мешает одежда. Между ног давно мокро и скоро
