бросились на выход. Верка помогла Олегу подняться. Охая и кривясь от боли, он попытался вытащить телефон.
— На площадке вынешь, урод! — я от души отвесил ему поджопник. Он снова упал. Так на карачках, подвывая, и уполз в коридор.
Я довел Таню до квартиры. Она немного успокоилась.
— Спасибо, дядь Саш! Спасибо большое! Только маме не рассказывайте, пожалуйста.
— Не дрейфь, вся будет тип, топ, егоза — я потрепал ее по голове.
О том, что в кармане у меня лежат карточки памяти, вспомнил только через час. Поколебался, смотреть, не смотреть. Но любопытство взяло вверх.
Видимо, Олег не сразу начал снимать. В кадре оказались Таня с Машей. Маша была уже в трусиках и футболке, Таня только расстегнула свои джинсы. Раздавались дурацкие смешки, ободряюще выкрики. Компания, похоже, хорошо веселилась.
Маша, дождавшись, когда Таня окончательно откинула джинсы, одним движением сдернула с себя футболку. Осталась перед публикой в трусиках и лифчике.
Таня, замялась, теребя блузку. Кто-то крикнул: «Сдаешься?». Она оглядела всех, и решительно, расстегнув пуговички, сдернула с себя блузку. Причина ее колебаний стала понятна — она пришла без лифчика. Прикрыла свои грудки руками. Лицо сразу стало испуганным.
Какая-то девчонка крикнула: «Так не считается, руки убери!». Даже при таком качестве, стало видно, как Таня покраснела, опуская руки.
Я впился глазами в экран. Сроду не замечал у себя интереса к малолеткам, но тут меня завело. Ее маленькие грудки задорно, по-другому не скажешь, торчали вперед, заканчиваясь небольшими торчащими сосками. Ее грудь прекрасно гармонировала с ее худенькой, стройной фигуркой. В своих беленьких трусиках, она была такая ладненькая, хрупкая и очень сексуальная. Стесняясь, она старалась повернуться к дивану со зрителями боком, не смея поднять руки. Глядя на эту картину, я почувствовал мощную эрекцию, как будто кто-то повернул рубильник.
Публика своими криками провоцировали их двигаться дальше. Маше ничего не оставалось делать, как тоже скинуть лифчик. Наверное, их спор был очень важен, раз ни одна не хотела уступить.
Вот Маша выглядела совсем по-другому. Грудь у нее была намного больше, чем у Тани, бедра шире. Вполне сформировавшаяся девушка. Только мордашка выдавала ее возраст. Оставшись в одних трусиках, девушки медлили.
Публика начала недружно скандировать: «Трусы, трусы, трусы!».
Маша мялась. Никак не могла решиться предстать перед всеми голой. Трусики являлись для нее серьезной защитой. Наверное, Таня увидела в этом свой шанс на выигрыш. Решительно, двумя руками стянула свои трусики до колен, обнажая голый лобок, и нежные пухлые губки внизу.
Кто-то заржал, раздались хлопки аплодисментов. Можно сказать, зрители неиствовали. Видимо, в этот момент Миша заметил, что Олег снимает. Раздался возглас: «Ты! Что ты делаешь? Зачем?» Камера резко ушла в сторону от девчат, задергалась, и ролик закончился.
Я посмотрел его еще раз, и еще, смакуя отдельные детали. Посмотрел второй ролик. Полуголая плачущая девушка на коленях, которую трахал в рот долговязый дебил. Ничего интересного.
Вспомнил первый ролик. Последний кадр, когда Таня стояла со спущенными трусиками, и упрямо задрав подбородок, выставив вперед свои грудки, и закусив, от смущения нижнюю губу, долго стоял перед глазами...
* * *
Через два дня, вечером, Таня появилась у меня.
— Дядь Саш, я сейчас Вам такое расскажу, закачаетесь!
Мы прошли в зал. Она уселась на диване, чуть ли не подпрыгивала, от желания все выложить.
— Рассказывай, егоза, не томи. Вижу, что не терпится.
— Короче, сегодня приходил мен из прокуратуры, опрашивал всех, кто был на квартире. Машка дура вечером все матери выложила. А у нее отец, из администрации города, недалекий, как все они, бросился в колледж, в прокуратуру. Вот они и затеяли проверку. А Машка, днем, когда отец брызгал слюной в колледже, и в прокуратуре, испугалась,
