Марина стояла на кухне и курила в окно, облокотившись о подоконник и глядя во двор, когда пришел отец. Вернувшись домой и обнаружив, что у неё дрожат руки, она выпила вонючую валерьянку, включила телевизор и часа два смотрела, не понимая, что за лица кривляются на экране.
А ещё она радовалась, что у них дома всегда было принято носить хотя бы пижаму, в её случае — мягкие шортики и длинную футболку. Хватило, чтобы закрыть красную спину и попу с проступающими синяками, и не вызвать ненужное внимание.
Это был сложный вопрос — говорить, или нет. Отец бы, конечно, Олега убил. Причем Марина подозвала, что, возможно, в прямом смысле, а она считала, что важнее сохранить папу на свободе, чем отомстить. И спокойным, иначе в будущем жизни не даст. К тому же, как она сможет об этом рассказать, и потом смотреть в глаза отцу? Про... зубную пасту, откуда Олег её вообще взял... Жгло неимоверно, но как же она хотела...
По крайней мере, так она объяснила нежелание рассказывать себе.
Черт, да ладно бы Олег её просто и примитивно изнасиловал — по крайней мере, понятно. И как реагировать, понятно — можно честно страдать. Марина была почти рада, что ноющая спина и попа не дают забыть о том, что Олег все-таки урод и извращенец, а не мужчина, заставивший её забыть всякий стыд, и отдаться ему полностью. Стоило попытаться сесть, и все вставало на свои места.
Пытаясь разобраться в себе, она вспоминала.
Как в конце концов упала на кровать, когда он её выпустил, и руки подогнулись, а под веками гасли звездочки. Сквозь вату чувствовала, как через пару минут он поднялся и пошел в душ. Потом шаги прошлепали в сторону кухни, и она заставила себя тоже пойти в душ.
Мыслей почти не было. Стоя под горячей водой — неудобно, стараясь не намочить волосы, не просить же фен — она чувствовала себя не столько избитой, сколько вымотанной душой. Хотелось свернуться под одеялом, и лежать. Но в то же время в теле было ощущение полной... удовлетворенности, сытости. Она испытала несколько оргазмов, то от его рук, то от члена внутри. Под конец казалось, что сейчас она потеряет сознание, столько чувств сразу просто невозможно переварить... Рубцы щипало от воды. Вспомнив, сорвала ошейник, и бросила его в угол.
Как собирала одежду. Шпильки нашла не все, завязала волосы в низкий хвост. Как Олег — тоже одетый и как будто готовый к выходу, в другой рубашке, черт бы побрал те пуговицы — посмотрел на неё, когда она вошла на кухню, уже тщательно одетая, с гладкой головой, а не гнездом, оставшимся после... Придвинул кружку с кофе и хлеб с толстым слоем паштета. Сам он пил кофе, сидя на широком подоконнике.
И как желудок требовательно забурчал. Только этого не хватало — может, теперь погоду обсудить за пятичасовым чаем? Олег усмехнулся. Она с первого дня ненавидела эту усмешку, под которой чувствовала себя чуть ли не примитивным ребенком. Это помогло взять себя в руки.
— Я домой, — Марина повернулась к выходу.
— Я тебя отвезу, — он залпом допил кофе, — и вот, возьми, — Олег протянул ей тюбик, — намажь спину дома.
— Обойдусь. И доеду сама, — проигнорировала тюбик.
— Автобусами сейчас слишком муторно, а если я тебе такси вызову — как-то пошло, не думаешь? — всучил мазь, обулся и открыл дверь. Пошло? А то, что было, не пошло? Но она молча села в его машину, вдруг опять свое воспитание начнет.
То есть попыталась сесть, ойкнув от неожиданности, как-то не подумала, что сидеть после этого будет больно. Попе все же досталось меньше, чем спине, там вообще кошмар. Поэтому нечего грузиться, сердимся. Закурила, уставившись в окно. Олег покосился, и открыл окно с её стороны.
— Не знал, что ты куришь.
— Я редко.
— Лучше действительно поесть, — машины перед ним расступались. И стиль вождения, спокойный и уверенный, ни при чем, в таком джипе любого пропустят, — я бы сейчас с удовольствием зашел в китайский ресторан, у них огромные порции.
Голос
