что мне сразу показалось странным в его позднем приходе: он не снял кобуру с пистолетом. Хотя это было первое, что Эд делал, заходя в комнату вот уже пятнадцать лет подряд. Звонок на сотовый раздается так неожиданно, что я вздрагиваю.
— Лара, — гаденыш перестал называть меня «тетя», — ты уже все знаешь?
— Зачем ты это сделал, сволочь? — выкрикиваю в ответ.
— Хочу, чтобы ты спала только со мной. Я немного знаю таких людей, как твой муж. Если я пообещаю уничтожить эти снимки, он даст тебе развод.
— Ты — малолетний дурак. Он никогда не даст развод.
Дверь ванной хлопает нарочито громко. Даю отбой собеседнику, вжимаюсь спиной в угол и готовлюсь к худшему.
— Ну? — Эдмунд тверд, как скала, и полностью одет. Он не принимал душ, давая мне время собраться с мыслями.
Хороший следователь, плохой следователь. Кто в роли хорошего? Кто в роли плохого? Или один в двух лицах? Знакомьтесь, господа, перед вами Эдмунд Мстиславович Стаховский.
— Слушаю тебя, — настойчиво напоминает он.
— Эд, — начинаю я, кусая губы, — пожалуйста...
— О, нет, — он отмахивается от моего детского «прости», — избавь меня от глупых извинений. Мне плевать с кем и где. Интересует одно: почему эти снимки разгуливают по Интернету? Почему моя красавица — жена светит голым задом, на который сейчас дрочат миллионы извращенцев?
Да, ему плевать, но такой компромат в сети для него — выстрел в спину.
— Успокойся, — говорит муж, когда я уже едва не плачу, — это не из сети. Пришло сегодня на наш общий почтовый ящик. Правда, я не понял, кому предназначалось — тебе или мне. Но это уже неважно. Я все проверил, в Интернете снимков нет. Пока.
Наконец, он снимает кобуру и прячет пистолет в сейф. Наливает в бокал джин, добавляет тоник, взглядом спрашивает меня: «Будешь?». В ответ на мое: «Нет», — пожимает плечами.
— Продолжим? — как будто ему когда-нибудь требовалось разрешение. — Файл послали из интернет-кафе. Лицо грубо замалевано фотошопом. Видимо, твой, — театральная пауза, дающая мне ощутить всю глубину своего падения, — партнер догадывался, с кем имеет дело, но не понимал этого до конца. Уже завтра утром я буду знать о нем все. Хотя, могу предположить и сам. Стас?
— Тело молодое, — поясняет он в ответ на мое недоумение, — к тому же он давно ест тебя глазами.
Молча киваю, отрицать бесполезно.
— Две дуры, — ставит он нам с Лизкой диагноз, — вы никогда не задумывались, почему у мальчишки пустая биография?
— Потому что все бумаги сгорели.
Эдмунд смотрит на меня, не мигая, как ворон.
— Ведь так? — я настойчиво добиваюсь ответа. И чувствую остатком рассудка, что мне не хочется его слышать.
— Так, да не так, — начинаетмуж.
Личное дело Стаса уничтожили по совету психолога детского психолога. Самого парнишку с ангельским взглядом отдали первой же паре, которая изъявила желание его усыновить.
— Это была твоя клуша-Лизка, — безжалостно заканчивает Эдмунд, — надеюсь, теперь ты понимаешь, что пацан — сумасшедший. Он — полный псих. И ты с ним спишь. Бурные аплодисменты, моя дорогая, переходящие в продолжительные овации.
— Почему ты молчал?
— Потому, что не мог даже представить, что моя жена собирается с ним трахаться. А на твоих придурковатых друзей мне плевать.
Закидывает в горло стакан джина и спокойно отправляется в комнату.
— Что мне делать, Эд? — беспомощно спрашиваю его.
Свою единственную защиту, свою стену, за которой хотела спрятаться пятнадцать лет назад и которая сейчас дала трещину.
Оборачивается уже на пороге, приподнимает брови, черные глаза непроницаемо холодны.
— Ну... Либо разберешься сама, либо придется мне. И тебе не понравится то, как я это сделаю. Только не натвори глупостей, Лара. Помни, что ты жена офицера.
Дверь закрывается, щелкает замок. Между нами пропасть, и мне через нее не перепрыгнуть.
В кого ты превратился, Эдмунд Стаховский? Когда успел стать чудовищем?
