радужной смерти.Ей было сказочно приятно, страшно, стыдно, упоительно, холодно, жарко, блаженно, щекотно и... она не знала, как ей было, и не знала, кто она такая и на каком свете. Хозя жалил ее то в один, то в другой сосок, вибрировал волчком между ее ног, гладил ей тело, окутывал ее леденящей пеленой — и Катька таяла в потоках дождя и в страхе, натянувшем горящие нервы... — ... А ну-ка, — Хозя мягко толкнул ее куда-то, и Катька открыла глаза. Хозя уже был почти голый — в одних брюках, сползших к коленям, и белых трусах. Он толкал ее к лавочке, и голая Катька послушно села на нее. — Не так... Ложись вот сюда, вооот... и ножки на землю, врозь... вот так... — Катька легла, подставив горящую грудь дождю, и выпятила половые органы так, как требовал Хозя. «Он там все видит... все-все... и сейчас будет меня трахать», думала она и дышала в радужную пелену неба. «Сейчас будет», думала она. Вдруг в нее впилось мягкое, влажное, горячее... — Лежи, — придержали ее Хозины руки. — Лежи. Это не больно. — Хозя снова окунул язык в ее письку и стал вылизывать ее тянущими, мучительно-сладкими кругами, щекоча ей каждую складочку, каждую створку липкой щели — и самую пронзительно-нежную ее сердцевинку...Катька тихонько пищала, истекала блаженством и пялилась в небо. «Вот небо», думала она, «вот дождь... А вот мой любовник... мой мужчина? Ааааа...» Беспощадный язык не давал ей передышки, и влажные волны вливались в ее тело непрерывно, набухая искрами в глазах... — Ойейейейей!... — взвыла она, захлебнувшись густым медом в письке. — Оууууууй! Аааааа!... — орала она сквозь слезы, барахтаясь в своем блаженстве. Оно текло из нее радугой, и Катька забыла, что они на улице... — Тише! Попалят, — шептал ей Хозя, проникая в нее. — Тише, моя неженка, моя худышка, моя Адель, — бормотал он, вспарывая членом плотные стенки ее лона, и целовал ее в губы, горькие от дождя.Катьку гнуло и крутило, как в соковыжималке, и она почти не чувствовала боли. Понемногу она осознала на себе большое, мягкое, живое, и внутри — режущую твердость, вошедшую в нее до упора. — Аааай. Осторожней, — ныла она, хоть ей почти не было больно. — Ты... ты трахаешь меня, да? УЖЕ? — Трахаю. Еще как! — хрипел Хозя, прижимаясь к ней. — Я буду нежно, не спеша, не бойся, девочка. Я знаю, что ты девочка... — Была! — Катька тихо смеялась Хозе, и он смеялся с ней: — Да. Была!..Оргазм отпускал ее, и уже не было такой сладости, а было только дразнящее трение ТАМ — и было уже ощутимо больно. Катьку переполняла телесная близость с Хозей, родная, плотная, теплая, несмотря на дождь, — лицом к лицу, кожа к коже; перепуганная, счастливая Катька неуклюже целовала Хозю, обнимала его и ездила руками по мокрой его спине: — Аааа... Аааа... Ты уже очень глубоко во мне, да? Аааа... ой! — Ой! Пусти, Адель! Пусти-пусти, — вдруг дернулся Хозя. — Зачем? Куда? Не пущу! — Катька крепко обхватила Хозю руками, обвила ногами и вжала в себя. — Ты же... Ааааа! Оооууу! Уууууу... Уффф! Ну вот!..В Катьке запульсировал, облился влагой и обмяк твердый живчик, и вместе с ним обмяк Хозя: — Фффффух! Ну... — говорил он, торжественно глядя на Катьку. — Ну... — отвечала она ему; — Ну вот! — хором выдохнули они и рассмеялись.Дождь закончился, и скамейку окутал туман. — Мы заблудимся, — говорил Хозя. — Не найдем одежду... Пойдем голыми на бал... — отвечала ему Катька. — Знаешь, сегодня самый счастливый день в моей жизни.Катька смотрела на него влажными глазами, и он стал легонько целовать ей щеки. — Ты без мазилок совсем чудо... Скажи, а ты в самом деле не узнала меня? — Нет... Разве мы виделись раньше? — Значит, не узнала. Так и думаешь, что я Хозиреней? * — Ну... я просто жду, когда ты назовешь себя._____________________________*Хозиреней — персонаж романа Грина «Блистающий
